Православные церкви Юго-Восточной Европы между двумя мировыми войнами (1918 – 1939-е гг.)

Уже в середине апреля была создана первая церковь в Донском лагере: в большой палатке из подручного материала соорудили иконостас, многие казаки пожертвовали свои иконы. 28 апреля генерал П.П. Калитин в рапорте генералу П.Н. Врангелю в Константинополь просил прислать все необходимое для устройства храма. В первой половине мая в больших палатках были оборудованы еще две церкви, многие беженцы стали певчими, алтарниками, псаломщиками. Хор донской церкви под управлением профессора И.В. Татаркина быстро стал известен не только среди русских эмигрантов, но и в окрестных греческих селах и г. Кастро (Мирина). Как отмечал в своем дневнике управляющий отделом народного просвещения Всевеликого войска Донского В. Светозаров, «теплая молитва в скромных храмах-палатках смягчает страдания, вносит дух примирения с неотвратимыми и неизбежными ударами судьбы и дает возможность отдохнуть и успокоиться больному и истерзанному сердцу русского беженца»[1294].

Владыка Гермоген находился на острове вместе с сыном около полугода, совершая богослужения в устроенной им походной церкви Вознесения Господня. Епископ был тепло принят митрополитом Лемносским Стефаном, в середине мая 1920 г. они провели совместное богослужение в одной из палаточных церквей. Затем по приглашению митрополита владыка Гермоген совершил богослужения с четырьмя русскими священниками и тремя диаконами на церковнославянском языке в соборах городов Кастро и Мудрос. Беженцы воспринимали это как проявление солидарности и поддержки греками русских братьев-единоверцев.

Кроме того, казаки фактически восстановили старинную полуразрушенную церковь Святых Апостолов в г. Мудросе, и в дальнейшем русские священники совершали там службы на церковнославянском языке. Русское духовенство служило также в греческой церкви с. Портиану, богослужения на церковнославянском периодически проводились и в новом Благовещенском соборе г. Мудроса.

У греков остались добрые воспоминания о казаках как об очень верующих людях, однако некоторые национальные устраиваемые русскими беженцами богослужения вызывали у них недоумение. Так, когда в связи с приближавшимся праздником Пасхи, в Страстной четверг русские шли после вечернего богослужения со свечами в руках, с тем чтобы донести горящий огонек до своего жилища, «единоверные греческие крестьяне, не зная о таком обычае, в страхе останавливали прохожих на улице и говорили, что еще нет Пасхи, “Христос не воскрес”»

[1295].

Сохранилось свидетельство, что епископ Гермоген в июне 1920 г. отказался на острове Лемносе служить панихиду по Николаю II, ссылаясь на то, что император отрекся от престола. Согласился отслужить эту панихиду также приехавший в марте 1920 г. на Лемнос последний протопресвитер военного и морского духовенства Российской империи о. Георгий Иванович Шавельский (1871–1951), но, по свидетельству известного психиатра Н. Краинского, не по царю, а просто по рабу Божиему Николаю, ведь он – «бывший самодержец»[1296]

.

Однако это свидетельство отчасти опровергается «Архипастырским воззванием к донским казакам» владыки Гермогена от 1 января 1922 г., написанным на Афоне. В нем епископ писал: «…когда организуется новая Донская армия, и все будет готово на врага, тогда дайте мне знать, и где бы я ни был, я, ваш архипастырь, готов идти с вами. Я пойду впереди вас с животворящим Крестом в руках, и буду благословлять ваше победное шествие на помощь России восстановить престол царский, вернуть народу русскому его законного царя. И пусть на знаменах ваших крупными огненными, как меч херувима, словами будет написано “Боже, Царя храни”»[1297].

13 августа 1920 г. епископ Гермоген поселился на Афоне по протекции митрополита Антония (Храповицкого). Архиепископ Нестор (Анисимов) так писал об этой истории: «Энергичный, предприимчивый, сильный духом, он однажды в начале тяжелого периода беженства с острова Лемноса на малой утлой рыбачьей лодке приплыл на Афон за 50 с лишним морских миль. Целую неделю пробыл владыка, в море среди бури, ветра и непогоды, одинокий на утлой лодочке. На Афон прибыл он, движимый великой ревностью увидеть и преклониться перед святыней православного иночества»[1298].

Епископ действительно приплыл на Святую Гору на рыбацком баркасе Пантократорского монастыря вместе с полковником К.В. Прокошевым и диаконом Михаилом. Сначала он посетил Пантократор, затем Свято-Ильинский и Свято-Андреевский скиты, а 28 августа прибыл в Свято-Пантелеимо-новский монастырь, где ему была устроена торжественная встреча. Владыка Гермоген сказал братии слово, в котором «просил принять его, как “странника” из общей нам земли России», и отметил: «Пройдет еще несколько времени, Бог смилуется над бедной Россией, порядок восстановится, тогда они, архипастыри, будут обязаны опять явиться на свои паствы»[1299]. В этот же день епископ встретился с митрополитом Антонием (Храповицким).