26 июня Синод обратился к премьер-министру с посланием, которое стало яркой иллюстрацией смысла проведенной Церковью «духовной мобилизации», давшей ей право выступать посредником между народом и государством, быть интерпретатором народной воли и моральным гарантом национальных интересов. Послание состояло из двух частей, в которых анализировалось внешнее и внутреннее положение страны. В области внешней политики Синод считал, что в период столкновения великих держав для Болгарии самой правильной позицией был бы нейтралитет. При этом отмечалось, что болгары хранят к русскому народу исконные чувства национальной и религиозной близости, а также благодарности за великое дело освобождения в 1878 г. Синод обращал внимание на необходимость особенно стремиться избежать ухудшения отношений с Россией, насколько это зависит от болгарского правительства.
В области внутренней политики предлагалось осуществить следующую программу: 1. Пресечение всякой чуждой политики, идеологии, культурной и религиозной пропаганды. 2. Скорейшее принятие мер против коррупции. 3. Установление близости между народом и государственной властью посредством «положительных законодательных и управленческих изменений» и «привлечения в администрацию и в правительство лиц, пользующихся общественным доверием и имеющих несомненную связь с широкими народными слоями». 4. Принятие необходимых мер для обеспечения «патриотичной и честной администрации». 5. Прекращение административного и полицейского своеволия, в частности, наложение наказаний на «врагов государства» и их косвенных пособников лишь после расследования и доказательства их вины законным судом, а также освобождение от репрессий членов семей «нелегалов» (то есть партизан)[859]
.Выпуск послания являлся очень смелым политическим шагом, так как содержание этого документа находилось в вопиющем противоречии не только с официальной внешней и внутренней политикой страны, но и с породившими ее условиями и мотивами. По справедливому замечанию историка С. Елдърова, послание от 26 июня 1944 г. было, «в сущности, крайним производным идеи независимости от государства, существовавшей у духовной элиты Болгарской Православной Церкви»[860]
.Примерно в это же время с обращением «к духовенству и верующим болгарского народа» выступил Патриарший Местоблюститель Московского Патриархата митрополит Алексий (Симанский). В нем отмечалось: «Православная Русская Церковь давно уже с глубокой скорбью взирает на то, как единоверные нам болгары в преступном единении с потерявшими всякую совесть и честь немецкими фашистскими злодеями участвуют с ними в мировых бесчинствах, не задумываясь над тем, что за эти преступления горькая участь ожидает весь болгарский народ. Вы пастыри, единоверные нам, призывайте всех верующих ваших к тому, чтобы исполнить долг христианский, долг совести, прекратить греховное следование по бесчестному пути единения с фашистами, и скажите им о тех последствиях, которые неизменно сбудутся, если ваш народ не отойдет от этого гибельного сообщества. По долгу христианскому и по братской связи, связующей славянские народы, мы молимся, чтобы Господь открыл очи ваши и благословил ваш подвиг борьбы с засильем вражеским, держащим вас в нравственном плену. Святая общая Мать наша – Церковь Православная призывает вас к этому подвигу»[861]
.Обращение не осталось без внимания, и Болгарский Синод стал пытаться завязать контакты с Московской Патриархией. На своем заседании 4 июля 1944 г. он отмечал, что премьер-министр выразил согласие на запрос о поставке пчелиного воска для свечей из СССР. Члены Синода считали, что это даст возможность установить связь с Русской Церковью, и решили направить правительству запрос о возможности вступления в каноническое общение «двум сестрам Православным Церквам – Русской и Болгарской». В тот же день было решено, в случае получения согласия правительства, уполномочить митрополита Паисия установить контакты с Московской Патриархией[862]
. Правда, в то время согласие властей не было получено.В конце лета 1944 г. правительство Болгарии потребовало вывода германских войск из страны и одновременно вывело свои части из Македонии и Эгейской Фракии. Это привело к ликвидации там болгарского военно-административного и духовного управления. Болгарские архиереи покинули эти области еще в августе, а 6-10 сентября 1944 г. в Болгарию уехали 120 приходских священников и церковных чиновников из Эгейской Фракии и около 40 – из Македонии[863]
.