Центральный капеллан всегда производил на паломников очень сильное впечатление своей могучей фигурой, громовым голосом и жизнерадостным бесстыдством. Это был великий бабник, жадный и беспощадный ростовщик. Обирая свою жертву, он ласково улыбался, а снимая с должника последнюю рубашку, щедро расплачивался остротами.
Его появление на паперти паломники встречают рукоплесканиями. Польщенный, он кланяется, а потом нараспев елейно произносит:
Слуга протягивает капеллану евангелие от Йоргена, и тот начинает читать.
Из восьми передних зубов, желтых и крупных, один у него недавно выпал, однако это не мешает сластолюбивому старцу заигрывать с молодыми прихожанками и паломницами.
— В старину, — начинает он, — многие знатные мужи нашего города… э-э… вели жизнь весьма греховную.
— Они и сейчас грешат вовсю! — кричит кто-то из толпы, испортив капеллану его многозначительную паузу.
Реплика передается из уст в уста и постепенно обходит всех собравшихся на праздник. Волна шепота и хихиканья прокатывается от первых рядов до последних и вызывает у входа в рощу взрыв безудержного веселья.
Лишь молодые люди и девицы из «башни» вдруг нахмурились, словно им нанесли личное оскорбление.
— Чернь! — заявляет Тимофилла.
— Скоты! — соглашается Герман.
Наконец воцаряется тишина. В толпе происходит легкое движение, и два здоровенных служителя отводят куда-то дерзнувшего нарушить тишину…
Капеллан собирается с мыслями и продолжает читать евангелие, и этот священный текст помогает паломникам вновь обрести серьезность.
А в это время с Виселичного холма спускался странник в запыленной одежде пастуха, в широкополой шляпе и с посохом в руке.
Это был Микаэль Коркис.
«Итак, теперь я — святой Йорген, и после трехсотлетнего отсутствия возвращаюсь в родной город».
Он прошел через Крапивный луг, мимо старого водяного насоса и остановился на опустевшей площади Йоргена, возле дворца гроссмейстера.
«Они поставили мне здесь памятник. Что ж, это неплохо. Но город безлюден.
Видно, все отправились к собору, чтобы посмотреть на мой плащ».
Так Микаэль вживался в трудную и рискованную роль, которую собирался сыграть в этот, может быть последний, вечер своей жизни.
Солнце медленно заходило за лесистые горы, меж которыми извивалась Курфюрстова дорога.
«А гонца от курфюрста пока еще нет! Если б он задержался хоть на один день!»
Микаэль вдыхал теплый вечерний воздух (в последний раз), смотрел на дома (в последний раз). Вся его жизнь словно была озарена золотистым сиянием заката, и скоро, с последними лучами солнца, она померкнет.
А вокруг все было так торжественно, словно сами улицы стали золотыми, окрашивая золотом быстротечное мгновение жизни. Дома были как жилище мухи-однодневки, и люди были как мухи-однодневки, и сам он был как заблудившаяся однодневка, которая делает последнее усилие, пытаясь украсть еще один день, чтобы прибавить его к своей несчастной однодневной жизни.
В третий раз зазвонил в роще соборный колокол. Представление началось. Его час настал. Нора.
«Надо будет зайти в мой собор, — подумал он, — Но сначала побреемся».
Он пошел в цирюльню и велел сбрить себе бороду. Пока его брили, он очень серьезно расспрашивал изумленного цирюльника о событиях двухсот-, а то и трехсотлетней давности.
Цирюльник просто терялся в догадках, а когда странный паломник расспросил, как попасть к собору, и пошел по Брачной аллее, все, кто был в цирюльне, столпились в дверях, чтобы поглазеть на него. А он все шел и шел, молодой, красивый, властный и в то же время какой-то удивительно замкнутый. И все подмечали, с каким любопытством он смотрит на дома и на людей.
По улицам города в рощу шел сам святой Йорген. До него доносились звуки труб, и, с детства зная весь ритуал праздника, он мог легко сообразить, какую часть йоргеновской пантомимы разыгрывают сейчас преподобные отцы. Вот заканчивает свое выступление главный капеллан, а потом и его выход…
С трудом прокладывал он себе путь в густой толпе, собравшейся в роще. При этом он настойчиво думал: «В последний раз, когда я был здесь, меня выгнали из города. Триста лет скитался я по белу свету, видел, как рождаются и умирают целые поколения людей, и вот я вернулся!»
Возвращение святого Йоргена
Главный капеллан кончил. Собравшиеся уже дремали. Теперь они очнулись.
Гремят тромбоны. Гроссмейстер величественно встает и звонит в свой серебряный колокольчик, требуя тишины.
— Начинается! — шепчут старые паломники.
— Ключарь! — восклицает гроссмейстер. — Передайте золотые ключи хранителю лестницы.
— Гроссмейстер, ключи переданы! Сверху раздается удар гонга.
— Хранитель лестницы! Отоприте решетку, дабы народ узрел плащ святого Йоргена.
В толпе мертвая тишина… люди вытянули шеи… позвякивает священный металл…
— Гроссмейстер! Решетка отперта!
Два, удара гонга. В толпе движение. Начинается давка.