Предание об Атлантиде

Более того, оказывается, есть ещё один момент, который ранее, кажется, всерьёз не рассматривался. «Диалоги» Платона, как предполагается, были написаны самим философом как действенное средство изложить свои взгляды и имеют значение не большее, нежели обычный философский трактат. Форма диалога позволяет представить различные точки зрения на затронутый вопрос и ответить на возражения. Многие диалоги действительно могли быть облечены в подобную литературную форму именно по указанной причине, и только диалог «Критон» рассматривается как изложение, если не вообще как дословная передача действительно имевшей место беседы. Хотя я не могу сказать это о прочих «Диалогах» Платона, думаю, у меня есть веские основания утверждать, что, во всяком случае, «Тимей» и «Критий» также следует рассматривать как записи действительных бесед.

Существует ещё одна жизненная деталь, которая наводит на мысль, что мы имеем дело именно с повествованием о подлинном разговоре. Все мы знаем, что даже специально созванное для обсуждения заранее подготовленных тем собрание часто держится на тех, кто считает, что у него есть ценное и важное сообщение, которым следует поделиться. Это именно то, что произошло в Афинах в день, о котором идёт речь в первой главе.

Такой подход к проблеме поможет ответить на спорный вопрос: почему речь Крития, которая вызывает у нас столь большой интерес, представляет собою «фрагмент», лишь примерно вдвое больший пассажа в «Тимее», и, по приблизительным оценкам, содержит лишь треть или половину ожидаемой истории? Как правило, предполагается, что Платон решил, будто трилогия диалогов – «Тимей», «Критий» и «Гермократ» (из которых последний явно не был написан) – являет собою слишком амбициозный проект, а потому прервал работу на середине, но эта теория не очень убедительна.

Статуэтка богини Нейт (фрагмент). Лувр, Париж

Позвольте мне предложить другое объяснение. Обычно при публикации отчётов о выступлениях предварительные или последующие дискуссии печатают на основе стенограммы, сделанной секретарём собрания, тогда как собственно доклад берут непосредственно с редактированной или изначальной рукописи лектора. Первый рассказ Крития был, очевидно, импровизацией, набросков текста не существовало, и он изложен по записям писца, присутствие которого я предположил. Действительно, он содержит только соображения общего характера, никаких подробностей или цифр, так как разговор начался неожиданно. Второй рассказ, в свою очередь, был подготовлен заранее, в нём приведено множество деталей и статистических данных, а рукописные заметки были «положены на стол» после того, как выступающий завершил речь. Продолжительность двух рассказов также вписывается в эту идею: первый, хотя и «обтекаем», занимает около пяти страниц в пагинации Стефана, что вполне соответствует продолжительности спонтанной «речи». Второй же занимает около пятнадцати страниц, по Стефану (не стоит забывать, что перед нами всего лишь обрывок речи), а полный объём рукописного текста должен достигнуть примерно между двадцатью и сорока страницами, по Стефану. Отчёт о встрече наряду с рукописью в конце концов перешёл во владение Платона, который и отредактировал его при обработке. Эта рукопись, очевидно, создана на основе записей Солона, сделанных в священных архивах в храме Нейт, которые хранились как реликвия в семье Крития, если наброски речи и сами записи вообще не были идентичны, в пользу чего, на мой взгляд, может быть несколько причин.