Предатель. Чеченские рассказы

Заходит Саня в комнату. И видит… Вася уже на его месте сидит, прижимается к Тане ляжкой, фотографии они в альбоме рассматривают все вместе, и он над Таней и над альбомом очень близко склоняется, а в левой руке кружку с пивом держит… Как пелена зашла на Саню от этой картины… Хватает он Головлёва рывком и с дивана. А тот не теряет достоинства, только пиво у него в кружке трясётся и выплёскивается на ковёр.

— Ты не прав! — говорит.

Вот если бы он тогда это «ты не прав» не вякнул, а помолчал, ничего бы не произошло. Уселся бы Саня возле своей законной девушки и сам бы начал фотографии рассматривать, на которых Исаковский в окружении девиц на пляже.

«Ах, я ещё и не прав!» — и нанёс Саня свою знаменитую серию ударов… Так нанёс, что от Васиного лица брызги полетели во все стороны: кровь, сопли и крошка зубная.

Самое интересное — Ершов и Жека бросились Головлёва от Сани загораживать. Жека вопит: «Как ты мог человека ударить… у меня в доме!?» Благородство в нём открылось… а сам ведь Головлёва терпеть не может. Короче, выперли Саню… И Танюха с ним не ушла, а выясняла у Ершова — всегда так Войтов себя нехорошо ведёт или не всегда?

Исаковский Васе морду отмыл, вернулся и выдал Танюхе вместе с Ершовым про Войтова гадостей… Через два дня эта троица помирилась, и Ершов говорил Войтову: «Правильно, Санёк, ты его от кол бас и л…», а Таня удивлялась особенностям их дружбы и впервые призадумалась о том, что кандидата в мужья надо другого потихоньку подыскивать…

Женю Исаковского зарезали в драке. Это случилось уже когда Войтов с Татьяной окончательно расстались. Саня в этой драке не участвовал, спустя месяц после похорон он пошёл в военкомат и подписал контракт: «В гробу я видел эту гражданку! Меня здесь или пырнут, или сам прибью кого-то…»

Наплевал он на свой юридический диплом, работу в Сбербанке и воюет в Чечне. Приехал сейчас в отпуск. Все говорят: дурак. И я говорю… Но почему я завидую ему?.. Завидую, и ничего не могу с собой поделать.

ВО ФЛИГЕЛЕ

Во флигеле

Между служебных записей в ежедневнике Кудинова

…….2 нед-ли — бои под толстой-юрт

15 чел. пацаны 12–14 лет для сбора данных задача: обесп. без-ть мирн. гр-н и войск по рубежу…

в задачу входит разведка местнсти, выд-е ман. групп.

— запасн. позиции……….

Не падшая,Но бросивший камень…

В Астрахани меня вывели за штат. События моей жизни вдруг оборвались. В тот год я как мятежный пират, уцелевший и в корабельном бунте и в шторме, болтался без дела, не зная, куда приткнуть своё буйство.

Я снимал саманный домик: он строился как времянка, был мал, низок и скособочен. Здесь, внимая русской вековой мудрости, я просто ждал, надеясь, что авось что-то изменится само. Так, в общем-то, и случилось. Меня уволили. Потом по суду восстановили, и, хорошенько отдохнувший, я уехал в Грозный…

Но, вспоминая позже тот неполный год, я думаю: какое это было прекрасное время… Был ли я счастлив? Пожалуй, всё-таки нет, человек ведь всегда недоволен жизнью.

I. Сантуций

— В каком полку… служили…?— … Никогда не интересовался подобной мерзостью…

Я. Гашек. Похождения бравого солдата Швейка

В чёрные южные вечера, когда наконец тебя обдаёт свежестью погасшего дня, ко мне приходил Сантуций. Был он родом из Темрюка, служил в Волгограде, мы с ним учились в Краснодаре в университете, а в Астрахань его занесло потому, что у него здесь открылось наследство — вполне приличный кирпичный дом его бабушки на улице Ветошникова, — я был там; неудобство этого дома заключалось лишь в том, что бабушка ещё не умерла к тому времени.

Мы пьём водку.

Мой собеседник слишком занят собой, чтобы слышать меня… он не умолкает; он подробно повествует о своей работе, но вдруг спрашивает:

— А ты чем занимаешься?

(В то время я не был особенно занят, но всё же нашёл удовольствие в изготовлении рагрузки; я шил с усердием, совершенно не зная, понадобится ли мне этот элемент обмундирования головореза: у меня неожиданно получалось, и, как помнится, я имел даже потребность похвалиться результатом…)

— Да вот, шью разгруз…

— Хорошая у меня, Миха, работа, выгодная: и молоко, и кефир вчера домой принёс… — совершенно не слушая меня, продолжает Сантуций свои подробные предложения.

Вдруг:

— А как Лаура твоя? (С ухмылкой скепсиса на лице.)

— Да, она…

— Послезавтра — представь! — зарплата будет…

И вот передо мной выкладки по последним двум его зарплатам… Надо сказать, что Сантуций, возможно из-за того, что закончил истфак, выражает свои незатейливые мысли очень красочно, постоянно оперируя причастными оборотами. (В анналах исторического факультета КубГУ покоятся и корни меткого сицилийско-китайского наименования русского парня Сани Иванцова — Сантуций: иначе его давно никто не называет.)