Раньше она лишь мельком видела животное внутри него. Ее человеческие качества проникали в него через Кеннинг с того самого момента, когда она впервые воспользовалась его глазами, меняя его натуру. Благодаря этому его природные звериные инстинкты смягчались даже в самые мрачные часы их заточения. Но теперь этот тонкий покров был сорван и разодран в клочья. Сквозь шторм летел зверь: молотили по воздуху крылья, напрягались мускулы, сияли глаза и раздувались от напряжения легкие, а сердце набатом билось в груди.
Юкико вспомнила его обещание, плывущее над Йиши, слова, которые согревали ей душу.
Ее пугало то, как легко он отбросил ее в сторону. Но если эта мысль и заставляла ее плакать, то дождь делал всё возможное, чтобы скрыть ее слезы.
На третий день в сером расплывчатом рассвете она заметила зазубренные вершины на островах среди волн под ними. Некоторые были размером с дом, другие – не больше щепки. Как будто под водой спрятался огромный зверь, открыв пасть к небу и обнажив зубы из темного камня. Ближе к полудню Юкико заметила обломки: останки покореженного неболёта, потерпевшего крушение над маленьким островом; на гондоле можно было заметить кандзи Гильдии. Позже, когда солнце, словно пес, которого пнули, покатилось за горизонт, Юкико могла поклясться, что увидела развалины другого неболёта, более тяжелого, бронированного, подготовленного к сражениям. И на его гондоле было нацарапано больше знаков Гильдии. Возможно, один из них они и преследовали в буре, но точно она не знала.
Ветер выл, словно стая рычащих волков, рявкал гром, и мороз покусывал кожу острыми зубами. Через несколько мгновений Юкико заснула, из последних сил вцепившись в шерсть Буруу, несмотря на переполнявший ее страх, что ее сдует, словно тряпичную куклу с карниза. Чем дальше на север они продвигались, тем сильнее сверкали молнии – ослепляющие, словно заградительный огонь ковровой бомбардировки, приводившие ее в коматозное состояние. В глазах мелькали черные полосы, в ушах стоял звон от ударов грома. Лил холодный дождь, действуя как обезболивающее, отправляя ее, насквозь промокшую и замерзшую, во временное небытие.
Утром четвертого дня она проснулась из-за кошмара. Ей приснилось, что она падает на острова, видневшиеся вдали. Некоторые из них напоминали огромной высоты башни, изогнутые под невозможными углами, как пальцы со сломанными и вывернутыми в разные стороны суставами. Другие казались плоскими, словно припали к земле, обезглавленные мечом разгневанного бога. Они были сделаны из чего-то похожего на черное стекло, которое сверкало, точно лезвие бритвы, когда молния целовала их края, окутанные дождем и туманом.
Нет ответа. Лишь волны вожделения в его разуме и яд усталости, отражающий ее собственную отчаянную усталость. Самка была уже совсем близко – так близко, что он чувствовал ее. Но он так же ощущал, что время спаривания с ней почти закончилось, что запах исчезает, точно отцветающие в конце весны цветы. И каждую вену, каждый мускул, каждый уголок его разума наполняло отчаянное желание найти ее до того, как она совсем остынет.
Время тянулось медленно, долго. Они летели низко, сквозь жалящие соленые брызги. Сначала Юкико показалось, что это мираж – лихорадочное видение, вызванное отсутствием нормального сна и безжалостной атакой бури. Но когда она всмотрелась в воду цвета крови внизу, она поняла, что под поверхностью океана за ними следуют какие-то
Юкико видела их изображения на стенах в кабаках, на рубашках игральных карт. Она видела их изображения, вытатуированные на руках соотечественников. Она думала, что они давно вымерли и исчезли. Но тогда она думала то же самое и о грозовых тиграх.
Морские драконы.