– Был один случай, который навсегда запечатлелся в моей памяти, – начал он после недолгого раздумья. – Возможно, самая яркая история за все время моего пребывания в самом сердце конфликта. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Во время интервью возле одного из разрушенных домов в Мариуполе из тени вышел обеспокоенный мужчина. Район подвергся массовому обстрелу, было крайне опасно находиться на улице, каждая лишняя секунда могла привести к трагическим последствиям. Несмотря на это, мужчину, казалось, совсем не волновала нависшая опасность. Взглянув на нас, он понял, что мы журналисты, и побежал в нашу сторону. «У меня есть кое-что, что вам нужно увидеть, – сказал он. – И мне нужна помощь».
Я видел, как в глазах Игоря блестели непролитые слезы, как тяжесть воспоминаний давила на него.
– Мы пошли за ним, и нам предстало ужасное зрелище – земля, усеянная трупами. Я часто видел тела, но это… это было другое. Сердце заколотилось, и я спросил у мужчины, что произошло. Он отвел нас к обрушившейся стене внутри одного из зданий. Под обломками лежала молодая женщина, судя по конечностям, которые выступали из-под развалин, ей было около тридцати. В воздухе витал едкий запах смерти… – Голос Игоря опустился до шепота. – Этот мужчина объяснил свою отчаянную ситуацию. Он пытался вытащить тело из-под обломков, но не мог сдвинуть обвалившуюся стену. Он и другие люди жили в этом доме, даже несмотря на запах разлагающихся трупов, а ведь это не только кошмарное зрелище, но и крайне опасно для здоровья. Ему нужно было перенести женщину подальше, к остальным трупам, но он не мог это сделать в одиночку.
Я почувствовал, как к горлу подступил ком. На войне больше всего ужасают не рассказы о боевых сражениях, а вот такие личные истории. Истории, где люди стараются сохранить хотя бы подобие человеческого достоинства даже посреди полной разрухи.
– Мужчина рассказал нам, что произошло. Украинский танк безжалостно открыл огонь прямо по этому жилому дому. Результат был катастрофическим: стены рухнули, унеся с собой жизни ни в чем не повинных людей. Но еще ужаснее было то, что жители не могли уйти, найти другое укрытие, из-за снайперов. Подобная тактика – нападение на мирных жителей, удерживание их фактически в заложниках, а затем разрушение их убежищ – выходит за рамки боевой этики. Это не война – это зверство.
Он сделал паузу, давая возможность осознать всю тяжесть своих слов.
– Цивилизованные страны и их армии такого не делают. Но в данном случае цель была двоякой: не только причинить людям максимальные страдания, но и сделать так, чтобы эти здания, бывшие когда-то убежищем для мирных жителей, не могли быть использованы нашими военными для получения какого-либо тактического преимущества в бою.
Я почувствовал леденящий душу ужас, осмысливая слова Игоря. Это было суровое напоминание о беспощадности войны, о стирании границ между добром и злом, о бесчисленных невинных душах, ставших жертвами этого конфликта.
Я задумался, пытаясь осознать глубинные последствия того, что он рассказал. Размытые границы между фактами и пропагандой, героями и злодеями становились все более очевидными. Это было мрачным свидетельством сложной природы войны, где правда часто становится самой первой жертвой.
Другие журналисты
В эту картину тесно вплетены истории журналистов – негласных провозвестников истины. Тех, кто, рискуя жизнью и здоровьем, освещает реальность, которая в противном случае остается скрытой за стеной дезинформации. Однако за столь благородное стремление им часто приходится платить высокую цену, и нередко главная опасность исходит не от вражеских снарядов, а от правительств, чью ложь они посмели разоблачить. Тяжелая рука западных кукловодов привела к тому, что многие смельчаки, отправившиеся в Донбасс, чтобы запечатлеть неприкрашенную действительность, подвергаются преследованиям по политическим мотивам.
Вспомните Алину Липп, которая мужественно рассказывает о страданиях людей Донбасса, несмотря на угрозу ареста в родной для нее Германии. Но немецкие власти на этом не останавливаются. Тактика запугивания, до боли напоминающая темные времена нацистского прошлого, была применена и к матери Алины: ее имущество фактически заморозили, и она была вынуждена искать убежище в России.
Аналогичным образом опытная голландская журналистка Соня ван ден Энде и ее самоотверженная дочь Мирьям, начинающая фотожурналистка, столкнулись с организованной кампанией очернения, в результате которой их банковские счета были заморожены, а имущество конфисковано.
Алина Липп в морском порту Мариуполя