Предательство истины

– Мы связаны с нашими братьями на Украине не политикой, а общей культурой и историей. Их страдания тяжелым грузом ложатся на наши сердца. Многие из них вынуждены бороться за свое выживание: холод, голод, отсутствие электричества – для нас это не просто заголовки в газетах, а реальные испытания, с которыми столкнулся наш народ. Но мы не можем позволить врагам заставить нас жить по их правилам. Мариуполь выстоял не только благодаря внешней поддержке, но и благодаря несгибаемому духу каждого жителя этого города. Каждый готов достойно встретить любые испытания, которые пошлет судьба.

В мужественных словах Андрея ощущалась сила его духа и стойкость его народа. По мере того как мы все глубже погружались в его воспоминания, я чувствовал повисшее в воздухе отчаяние, смешанное с отдаленной надеждой, которая грела душу каждого в этом городе. Каждое слово и каждая эмоция рисовали печальную картину хаоса, охватившего не только Мариуполь, но и всю страну.

– Все сводится к самой сущности человека. – Андрей сделал паузу, провел рукой по волосам, в его глазах отразилась напряженная усталость. – Мы стремительно теряем человечность. Когда правительство насильно отправляет молодых людей на смерть, когда лидеров государств больше беспокоит политика и борьба за власть, а не благосостояние народа, значит что-то идет не так. Сложившаяся на Украине ситуация – это не просто геополитика. Это предательство правительством своего народа.

Я слегка наклонился вперед, чувствуя всю его боль.

– С твоей точки зрения, победа – это не штрихи и линии на карте, не военное превосходство. Насколько я понимаю, люди жаждут возрождения ценностей и человечности.

Андрей внимательно посмотрел на меня, пытаясь найти в моих глазах понимание.

– Именно. Годами нас пичкали пропагандой о военной мощи, национальной гордости и идеологии. А что случилось с фундаментальными принципами человеческого достоинства, уважения и взаимопонимания? Настало время нашим лидерам – с обеих сторон – понять, что это не политические игрища. Это человеческие жизни – основа социума.

Он глубоко и печально вздохнул. В этот момент я увидел невероятно уставшего человека. Человека, на чью долю выпало слишком много страданий, но кому удалось сохранить слабый огонек надежды.

– Весь мир смотрит, – прошептал он, – но ничего не видит. Неужели они не понимают, как люди страдают? Речь ведь не о территории и ресурсах, а об идентичности, достоинстве и стремлении к миру.

Я вышел из квартиры Андрея, погруженный в тяжелые мысли. Это не было историей одного города или региона. Это была история о человечности, которая оказалась зажатой между борьбой за власть и жаждой наживы. Напоминание о том, что в сердце любого конфликта за фасадом политических манипуляций находятся люди, которые жаждут мира. Мира, в котором на первом месте не политика, а человечность, взаимопонимание и сострадание.

Игорь «Грязный Гарри» Гомольский, военный журналист из Донецка

Тусклый свет одинокой лампочки над головой отбрасывал жутковатый отблеск на кирпичные стены кафе, где Майк Джонс, Маша и я ждали Игоря Гомольского, известного также как Грязный Гарри, человека, испытавшего на себе все «прелести» военной журналистики. Этот человек, житель Донецка, отважился пойти туда, куда осмеливаются немногие, и мне не терпелось узнать его историю.

В кафе, пропитанном ароматом старой бумаги и свежесваренного кофе, царила тишина, если не считать слабого гудения кофемашины в соседнем помещении.

Наконец вошел Гомольский. В его размеренной поступи читался тяжелый опыт последних лет, а уставшие глаза сразу выдали долгие годы бессонных ночей и переживаний, о которых мы могли только догадываться. Он коротко кивнул и сел напротив меня, поправляя шарф на шее.

– Давай начнем с самого начала, – предложил я, слегка наклонившись вперед. – Расскажи мне о себе.

Он вздохнул, его внимание плавно перенеслось в далекое прошлое.

Мое интервью с Игорем «Грязным Гарри» Гомольским переводит Маша Лелянова

– В две тысячи десятом году я немного занимался журналистикой и преподавал литературу. Позднее я углубился в журналистское дело, даже называл себя профессионалом. Но, как это часто бывает, приливы и отливы океана жизни то уносили меня в сторону, то возвращали обратно… – Он остановился и пробежался пальцами по коротким каштановым волосам. – И вот теперь я снова здесь и занимаюсь профессией, которую когда-то оставил.

Любопытство взяло верх, и я поинтересовался:

– Что заставило тебя вернуться в журналистику, особенно в такое неспокойное время?

Он наклонился, его голос опустился почти на целую октаву, в нем зазвучали нотки напряженности.