Предательство истины

– Представьте: вам сообщают, что кто-то вкладывает деньги в то, чтобы разрушить вашу жизнь, ваш мир, единство вашего народа. И они гордятся этим, даже не скрывая этого. Вот так я себя чувствовал. Половина населения Украины – мы, украинцы, которые говорят на русском, – осталась за бортом. Страна повернулась к нам спиной, нас предали. Мы всегда считали Россию другом и союзником. Но в один момент Украина и стоявший за ней Запад потребовали, чтобы мы считали ее врагом.

Его голос стал более твердым, в нем прозвучало разочарование.

– Я регулярно сталкиваюсь с теми, кто раздувает антироссийские настроения. Я всегда спрашиваю у них: почему Россия вдруг стала противником? Их неспособность ответить показательна. Они как собаки, сорвавшиеся с цепи: хозяин ткнул пальцем – и они яростно возненавидели того, на кого им указали. Без какой-либо причины, без какого-либо обоснования.

Я слегка наклонился вперед, пытаясь точнее уловить эмоции Андрея.

– Западный нарратив сделал из России кровавого агрессора. Как люди в Мариуполе к этому относятся? Что говорят, что думают?

Андрей задумался и осмотрел комнату, будто собирая спрятанные в ней воспоминания.

– Ты должен понимать, что я, будучи журналистом, общаюсь с разными людьми. Я слышу их истории, вижу их эмоции – понимаю настроения в обществе. Поэтому поверь мне: мои взгляды разделяет множество людей. Чтобы понять, что в действительности чувствуют люди, нужно отмотать историю назад – туда, где еще не было войны, а страна не погрязла в хаосе.

Появление «Азова», члены которого гордо носили нацистскую символику, было не просто неприятным фактом. Это был целенаправленный удар по нашему менталитету, оскорбление нашей истории. Наши деды воевали за то, чтобы искоренить нацистскую заразу. А сейчас нацисты превращают детские сады и школы в военные базы. Они не задают вопросов, не спрашивают разрешения – они никому не подчиняются, на них нет управы. Они нас презирали, даже ненавидели – русскоязычных я имею в виду. Они даже не скрывали этого. То, что они творили в городе, было самой настоящей оккупацией – более подходящего слова я не найду.

Андрей заговорил громче, активно жестикулируя:

– Поэтому когда наконец пришла Россия, мало кто из местных винил ее в происходящем. Мы все понимали, что рано или поздно на нашу землю придет война, будут разрушения и смерти. Несмотря на это, в подвале нашего дома ни один из восьмидесяти человек, которые там укрывались, не сказал ни слова против России. Все понимали, что происходит и почему пришла Россия. На Западе говорят, что нужно было подождать, пока Украина ударит первой. Но зачем? Чтобы еще больше моих соотечественников лежали обезглавленными в лесополосе? Чтобы они забрали мою дочь и запретили ей говорить на родном языке?

Его руки сжались в трясущиеся от негодования кулаки.

– Я много лет трудился, строя свою журналистскую карьеру. Русский язык – мое средство общения, мой голос. Но Украина хотела заглушить этот голос, лишить меня выбора. Я понимаю украинский язык, но как же мое право говорить на русском? Почему посторонние люди указывают, что нам думать и как говорить, даже не понимая нашей истории, культуры и действительности?

Я почувствовал обжигающую ярость, исходившую от Андрея. Каждое его слово не просто отражало личные переживания, а давало возможность мельком увидеть и понять коллективное сознание его народа.

– То, что здесь происходило, было не чем иным, как планомерным уничтожением нашей культурной идентичности, наших ожиданий и надежд. Подумай о бесчисленных художниках, писателях, поэтах, журналистах, которых лишили голоса. Это не просто цензура – это культурное истребление. Это нацизм.

Андрей нервно барабанил пальцами по столу, вспоминая о боевых действиях в городе.

– Да, не все было гладко с приходом российских войск: люди гибли, здания превращались в руины. Но цель России – защитить и сохранить, а не уничтожить. Они пытались минимизировать жертвы среди гражданских, в отличие от украинцев.

Его слова заставили меня задуматься о более широкой геополитической картине.

– Специальная военная операция длится уже почти год. Как мариупольцы представляют себе будущее? Видят ли они в нем независимую Донецкую республику?

Андрей глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.

– Жители Мариуполя готовы к любому раскладу, даже к независимости. Смотри, здесь живет почти четверть миллиона человек, не считая приезжих. Среди них много молодых ребят, потенциальных военных. По моим оценкам, в случае необходимости минимум сто тысяч человек будут готовы взять в руки оружие и сражаться бок о бок с Россией.

После небольшой паузы он добавил:

– С другой стороны, увидев мощь российской армии, сомневаюсь, что в этом будет какая-то необходимость. В таких городах, как Донецк, ситуация, безусловно, неспокойная. Но под заботливым крылом России Мариуполь в относительной безопасности.

Однако взгляд Андрея был обращен не только на насущные проблемы Мариуполя.