Предательство. Последние дни 2011 года

Постелив картонку, потом один плед, Сергей Георгиевич предложил Маше поуютней расположиться. Потом второй плед накинул на нее.

— Теперь точно не замерзнешь, — остался довольным Сергей Георгиевич. — Я пойду подсыплю корм.

Маша была тронута вниманием, которое проявлялось во всем. Наверное, подумала она, только такой и бывает счастливая семья.

* * *

Своего отца Маша вспоминала редко, в памяти остались какие-то обрывки. Воспоминания счастливого детства, словно рисунок акварелью, опущенный в воду, со временем медленно, но неотвратимо растворялись. Она была в первом классе, когда отец стал реже уделять ей внимание. В это же время мать, Ольга Петровна, стала реже улыбаться. Дрязги между собой родители пытались скрывать, но через год ситуацию скрывать стало невозможно, Маша все чаще становилась свидетельницей ссор и ругани.

Из разговора родителей она сделала вывод, что у отца появилась другая женщина, с которой он стал проводить больше времени, порой оставаясь на ночь. Летом родители развелись.

До четвертого класса он оказывал Маше внимание и старался не терять с ней контакта. Ольга Петровна не противилась их общению, создавая условия для их встреч, пыталась рассказывать что-то приятное об отце. За это время он успел два раза жениться, каждый раз опускаясь все ниже по социальной лестнице, все больше употребляя алкоголь. Деградацию личности уже было трудно скрыть, да он и не пытался этого делать, не считал, что надо что-то менять в своей жизни. Попытки Ольги Петровны поговорить с ним и что-либо изменить встречали агрессивное сопротивление, сопровождаемое нецензурной бранью.

Как-то естественно получилось, что отец перестал быть частью жизни Маши. Последняя встреча состоялась в конце мая, когда Маша окончила седьмой класс. Она шла из школы вместе своей одноклассницей и увидела его, стоящего около подъезда дома. Маша напряглась, предчувствуя негатив предстоящей встречи.

Отец быстро подошел к ней и попытался обнять, но от неожиданности и резкого запаха алкогольного перегара, Маша его оттолкнула. Отец зло посмотрел на нее, достал из кармана плитку успевшего подтаять шоколада и протянул Маше.

— Возьми, я не жадный. Пусть твоя мать не думает, что я ничего не помню. А ты — злая и гордая, такая, как она. Она всю жизнь была гадиной, только тебя видела и для тебя жила, других не замечала. И ты будешь такой.

Он еще что-то говорил, но Маша ничего не слышала. Почти в шоковом состоянии она расплывчато видела перед собой чужое лицо, которое говорило, говорило зло и оскорбительно. Когда отец ушел, Маша долго не могла прийти в себя. Изумленная одноклассница в растерянности не знала, что делать: тихо уйти или как-то поддержать Машу.