Предательство Тристана

Через несколько секунд он, казалось, составил в мыслях свой план. Он не станет нажимать на нее сейчас. Он лучше подождет, пока они не закончат заниматься любовью. Вне всякого сомнения, он рассчитал, что после этого ее отношение к нему станет еще лучше, и при этом благоприятном стечении обстоятельств он и сделает ей свое смелое предложение. Он потянул за конец шелкового пояса, свободный узел которого смотрелся на его большом животе, словно лента на коробке с подарком. Спазм в желудке Светланы резко усилился, когда он отбросил в сторону пояс и распахнул полы халата, явив миру темную промежность, где в спутанных лобковых волосах с трудом можно было рассмотреть его мужскую гордость, которая, честно говоря, была просто крохотной.

Он положил пухлую кисть руки ей на голову, как будто снова захотел погладить ее по волосам, однако на сей раз он не ограничился поглаживанием, а мягко, но твердо нажал, указывая направление, в котором должна была двигаться ее голова.

– Мой прекрасный Красный мак, – сказал он. – Мой Schatzi.

Несколько секунд она делала вид, что не понимает, чего он хочет, но затем была вынуждена покориться неизбежному. Она должна была помнить, что теперь вовлечена в дело, которое значит гораздо больше, чем ее тело и даже, возможно, душа, дело, участие в котором может требовать время от времени исполнения неприятных побочных действий, как это всегда бывает со всеми важными делами. Она пригнулась к паху фон Шюсслера, вынуждая себя улыбнуться, изобразив нетерпение и восхищение; она надеялась, что улыбка скроет ее невыразимое отвращение.

Скрипач вошел в немецкое консульство в доме номер 10 по Леонтьевскому переулку и назвал свое имя. Регистратор, фрау средних лет, превратившаяся в блондинку при помощи перекиси водорода, что выдавали темные корни волос, одарила его несколькими жеманными улыбками, пока он сидел, дожидаясь приглашения к военному атташе. Она, похоже, сочла его привлекательным и, возможно, полагала, что и сама не лишена привлекательности, что могло соответствовать действительности самое меньшее несколько десятилетий тому назад. Клейст улыбнулся в ответ.

Генерал-лейтенант Эрнст Кёстринг, военный атташе немецкого посольства в Советском Союзе, был тем самым человеком, который номинально отвечал за все немецкие шпионские акции самое меньшее в пределах России.

Немецкий военный атташе нес ответственность за разведывательную деятельность против Советского Союза. По крайней мере, на низшем уровне, поскольку у него было несколько уровней начальников в абвере[81], а над всеми ними стоял в конечном счете его главный шеф, адмирал Вильгельм Франц Канарис, руководитель абвера.

Но назвать Кёстринга знатоком разведывательного дела можно было, по мнению Скрипача, разве что в шутку. Он был экспертом по российским делам, поскольку родился и вырос в Москве и свободно говорил по-русски.

Но ему явно не хватало Zivilcourage[82]

. Его донесения стали притчей во языцех благодаря своей бессодержательности. На протяжении многих лет он жаловался, что не в состоянии добыть у русских какую-либо информацию, что ему не позволяют ездить по стране иначе как под эскортом НКВД. В его докладах не было ничего такого, что нельзя было бы прочитать в газетах или увидеть, наблюдая за первомайским военным парадом на Красной площади. Как бы там ни было, абвер издавна находился в контрах с Sicherheitsdienst – настоящим разведывательным агентством. Абвер испытывал постоянное давление со стороны СД, руководство которого стремилось подорвать его престиж в глазах Гитлера и доказать, что внешняя разведка не справляется со своими обязанностями.

Однако Кёстринг прекрасно понимал, откуда дует ветер. Он знал, что Скрипач прибыл в Москву с личным напутствием группенфюрера СС Гейдриха, а также знал, что Гейдрих не из тех людей, которых разумно иметь в числе своих врагов. Рейнхард Гейдрих был человеком блестящим и совершенно безжалостным. Гитлер однажды назвал его «человеком с железным сердцем», что, конечно, следовало рассматривать как наивысшую похвалу со стороны фюрера. СД было конкурирующим агентством, но Кёстринг достаточно хорошо знал мир, чтобы не пожелать себе личных серьезных неприятностей, поэтому и согласился на сотрудничество. Отправляясь на встречу с военным атташе, Скрипач разыгрывал свою самую сильную карту. Таким образом он получил бы те сведения, в которых нуждался. Мелкий бюрократ, к которому он обратился сначала, мог катиться прямиком к черту. У Клейста не было времени, чтобы возиться с этим трусливым уклончивым и вонючим ничтожеством.

Военный атташе встретил Клейста очень любезно. Это был худощавый человек пятидесяти с небольшим лет с величественными манерами. Дел у него было по горло, и он не тратил времени на пустую болтовню.

– Меня не слишком обрадовало известие о вашем приезде, – начал Кёстринг. – Как вы наверняка знаете, с августа прошлого года фюрер запретил абверу участвовать в любых действиях, враждебных по отношению к России.

– Это не моя собственная затея, – отрезал Клейст. Начало этого разговора ему не понравилось.