Читаем Предел тщетности полностью

— Не знаю уж, что он вам про меня наговорил, но сразу хочу развеять сомнения — я совсем не такой, а гораздо хуже, — пробурчал я. Чтобы как-то сгладить неловкость, подцепил одну поллитровку со стола и принялся разглядывать этикетку.

— Водки у меня нет, только джин и виски. Это из коллекции отца, он ее много лет собирал, привозил со всех концов света, больше для форсу. Повод для воспоминаний. Да не смотрите вы так, будто вас нарочно обидеть хотят.

— Чтоб меня так всю жизнь обижали, — я налил треть граненого приземистого стакана, походя отметив, что и посуда подбиралась с учетом характера напитка, строго в соответствии с ритуалом.

Выпил, перебив устойчивый вкус во рту, завалил полынь — траву вермута ветками можжевельника. Мне явно похорошело, еще пару подходов к бутылке и я почувствую себя в собственной тарелке.

— Давайте я вам дом покажу, — предложила хозяйка, то ли из обычного гостеприимства, то ли опасаясь, что я приложусь к выпивке так, что не оторвать от бутылки войску трезвенников.

Ох, уж мне эти картинки с выставки. Все люди разные, но в одном напоминают попугаев — в какой бы компании ты не находился, обязательно найдется счастливчик, только что отдохнувший в экзотических краях,

побывавший в музее уникальных ювелирных предметов бронзовой эпохи или посетивший премьеру нашумевшего спектакля. Присутствующие просто-таки обязаны прослушать интерпретацию пьесы в его немудреном пересказе. Самый тяжелый случай это просмотр фотографий чужих детей и внуков, с умильными до тошноты комментариями, все тотчас же должны распознать в малолетнем шалопае, голой жопой оседлавшем горшок, вундеркинда с задатками гения.

Осмотр дома занял полчаса — жилище колдуньи оставило равнодушным, лишь одна комната произвела на меня впечатление. Я про себя ее назвал «молельная». Перед входом Носкова замешкалась, даже стушевалась — сейчас моему взору откроют святая святых — спальню, любовных альков, будуар для утех, куда пускают только избранных, но на деле комнатушка оказалась заставленной магическими причиндалами, являясь неким подобием уголка для медитации. Что меня больше всего поразило — в светелке колдуньи по всем стенам были развешаны портреты и плакаты с изображением Носковой, точнее ее сценического двойника Ариадны Бубило-Райс. Неизменным в них оставалось одно — на меня смотрела фееричная женщина с пронизывающим до кишок взглядом. Я невольно скосил глаза, сравнивая портреты с оригиналом, Носкова из плоти и крови проигрывала настенным дубликатам вчистую. В очередной раз я наглядно убедился насколько преображают женщину немудреные штучки дрючки — достаточно черного парика до плеч, умело наложенной косметики, плюс соответствующее выражение глаз и вчерашняя замухрышка превращается в сногсшибательную красавицу с обложки, от одного взгляда которой, табун мужиков готов бросится в пропасть. Что ж, несмотря на простецкий вид без выкрутас, девица Носкова не была лишена ни тщеславия, ни всех других заморочек, присущих людям, уже попробовавшим славу на вкус.

Еще одна вещь привела в замешательство, слегка обескуражила — пока мы бродили по дому, спускаясь и поднимаясь, открывая двери и заглядывая в комнаты, хозяйка то и дело, будто случайно, задевала меня бедром, нечаянно толкала упругой грудью в узком коридоре, где действительно двоим не разойтись, пытаясь внести в наши целомудренные отношения телесный контакт различной степени чувственности. При этом Носкова каждый раз обстоятельно извинялась, потупив взор, таким голосом, будто слезно просила ее больше не насиловать. Я даже начал вести подсчет соприкосновениям, но в итоге сбился и, как только мы вернулись гостиную, уселся в кресло с явным облегчением. И опять случилось преображение, вместо смущенной застенчивой школьницы, умолявшей о пощаде, в кресло напротив меня села уверенная в себе женщина с приятным и мягким взором. Чертовщина какая-то.

— Генерал поведал мне вашу историю, — начала она издалека.

— Кто бы сомневался, хотя никто его об этом не просил. Рассказывая ему о том, что со мной приключилось, я даже не подозревал о вашем существовании. Ей богу, Ксения, не хочу показаться бестактным, но слабо верится, что вы можете мне помочь.

— Тогда зачем вы пришли? — в самом ее вопросе не было ни капли агрессии, она произнесла его мягко, с явной заинтересованностью.

— Так генерал позвал, можно сказать, притащил за шкирку. Неудобно отказываться, пользуясь его гостеприимством. И почему бы не пойти, если все равно делать нечего. Да и любопытство разбирает.

— Вы не похожи на человека, которым запросто можнл рулить без разрешения, — она полезла в карман кофты, достала два серебристых шарика, размером чуть меньше мячика для пинг-понга и начала катать их между пальцев, словно разминаясь перед фокусом.

— Видимо, судьбина такая — производить на людей обманчивое впечатление. Меня почему-то всегда принимают не за того парня. Хочу показаться умным, считают за дурака, убеждаю, что дурак, отказываются верить, усматривая двойное дно в любой банальной фразе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары