Читаем Предел тщетности полностью

— Выпейте, — произнел я тоном сурового учителя. Пяти минут не прошло, а мы уже поменялись ролями — Носкова сидит, вжавшись в кресло, укрытая пледом, я протягиваю ей стакан. Осталось только броситься ее целовать и ситуация зеркально повторится, как в дурном и пошлом анекдоте. Ксения взяла стакан дрожащей рукой и чуть не расплескала, тогда она обхватила его двумя руками и поднесла к губам. Я услышал, как стучали зубы о край стекла. При этом плед с ее плеч скользнул вниз, обнажив красивую грудь, с которой совсем недавно мне посчастливилось познакомиться наощупь, так сказать, вслепую. Отметил про себя, что при иных обстоятельстах вполне можно было бы пойти дальше эстетического удовольствия, от созерцания перейти непосредственно вожделению, но ничто не дрогнуло у меня в душе и кое-где пониже. Видимо, не сезон, хотя и весна за окном.

Не совру, если скажу, что сам удивился той монашеской невозмутимости в шаге от обнаженного тела, той отрешенности, с которой рассматривал женские впадины и выпуклости, будто какой-то шутник воздвиг между нами прозрачную броню. Точно такое же чувство я испытал при последнем разговоре с Татьяной, когда интересовался — не спала ли она случаем с Мишкой, и любой ее возможный ответ не вогнал бы меня в негодующий трепет, оставив равнодушным. Может все они здесь, а я уже по другую сторону реальности, смотрю на привычную мне жизнь холодным взглядом безучастного наблюдателя, уже не способного ни обнять, ни обогреть, ни понять, ни проявить сочувствие? Носкова выпила и заплакала, тихо и безнадежно, как попискивают мыши, попав в мышеловку. Я не стал встревать, хотя первым инстинктивным порывом было нежно погладить ее по плечу. Сходил на кухню, отыскал еще один стакан и вернулся обратно. Подходя к столу, увидел валявшуюся на ковре рядом с креслом недостающую стеклотару и тоже поставил на полированную поверхность. Теперь на столе замерли в ожидании три стакана, словно кто-то неизвестный незримо присутствовал в комнате, мешая нам, отравляя так весело начавшееся знакомство.

Когда женщины плачут, мне всегда становится неловко, словно я и есть причина расстройства, виновник их житейских неудач, начиная от убежавшей петли на чулке, кончая любовной неразберихой в сердце. Интересно, кто ее постоянно отвлекал звонками, подстегивал кнутом, безжалостным дрессировщиком заставляя раз за разом менять поведение, а главное, по какой такой причине Носкова безропотно соглашалась с идиотскими указаниями, поступающими по телефону, на что можно так подцепить молодую неглупую женщину, чтобы вертеть ею, как безмозглой куклой? Генерал явно не тянул на роль сладострастного злодея, упыря, пытающегося непременно подложить под меня свою платоническую любовь, да и зачем ему вся эта катавасия. Петруччо еще мог сотворить нечто похожее, хотя бы ради прикола, но все его шутки носили безобидный характер, не опускаясь до жестокости, а больше никто не был в курсе того, что я пойду в гости к ясновидящей. Бестиарий, больше некому, только они вторгаются в мою жизнь, нарушая привычный ход вещей, меняя череду событий, преврашая их в безумную кавалькаду.

За размышлениями я не заметил, как открыл новую бутылку и стал прихлебывать прямо из горлышка. Ксения немного успокоилась, изредка всхлипывала, посматривая на меня — выходка с битьем телефона произвела на нее впечатление. И тут разбитый вдребезги аппарат, не подлежащий ремонту, только сгрести обломки в ведро и выкинуть, зазвонил снова. Глаза Ксении наполнились ужасом, она замотала головой, пытаясь увернуться от трели спицей вонзавшейся в мозг. Мне захотелось наклониться и поцеловать ее в висок.

— Плюнь, не обращай внимания, — я неожиданно перешел на ты.

— Мне страшно, — призналась женщина.

— Не переживай, они тебя не тронут.

— Вы думаете?

— Уверен.

— Отсыпьте мне щепотку вашей уверенности.

— С превеликим удовольствием.

Сел рядом на подлокотник, она расслабленно подалась вперед. Прижав ее голову к груди, я стал рассказывать сказку, слегка покачиваясь, как убаюкивают маленького ребенка.

— Давным-давно в тридевятом царстве жил королевич, звали его Василий, по батюшке Иванович. Он не то чтобы вырос дураком, но не шибко умным, и ничем примечательным не отличался от остальных жителей волшебной страны. Не вызывал на поединок дракона, не спасал красавицу, взяв приступом каменную башню, даже на печи ни разу не прокатился, не держал в руках скатерть-самобранку, не пил из рек с кисельными берегами.

— Плохая сказка, грустная, — Ксения поерзала у меня на груди, устраиваясь поудобнее.

— Ну уж какая есть, — оправдался я, — Другая сказка не сложилась. В общем, совсем не героем оказался наш герой, так, ни рыба, ни мясо. Женился не на принцессе, а на случайно повстречавшейся девушке, не по внезапно возникшей любви, но и не с расчетом на богатое приданное, которого, как ты понимаешь не было.

— Очень много «не».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары