Реакция в аппарате заканчивается. Теперь вместо смеси фенола, салицилки и треххлористого фосфора в аппарате кружится жидкая масса нового вещества. Через толстое стекло иллюминатора можно увидеть, подсвечивая переносной лампой, сначала бурление и вскипание исходных материалов, потом спокойное кружение вновь родившегося вещества; оно как бы утихомирилось после бури.
Борис и Женя заглянули по очереди в аппарат и принялись настраивать выгрузку с помощью сжатого воздуха. Этой операции ребята побаиваются. Надо остановить мешалку, навинтить длинную, до дна аппарата, выгрузочную трубу и включить давление. Расплавленный салол под нажимом упругого воздуха перебежит в промыватель. Сжатый воздух будет давить с силой двух-трех атмосфер и наряду с полезной работой нагонит в цех тучи хлористоводородного газа — только держись!
— Наденем противогазы! — командует Борис. Дышать в противогазе скверно, очки запотевают, лицо делается мокрое, и все-таки это легче, нежели травить себя газом.
Со вздохом облегчения срываете уродливые резиновые маски: аппарат пуст, зато полон промыватель. Здесь, в новом цехе, чан для промывки уже оборудован «по способу Ларичева». Возле него Борис позволяет себе несколько минут передышки, прежде чем заняться новой загрузкой аппарата. В водовороте горячей воды взвихриваются медвяные струи жидкого салола. Да, отличная вещь твой змеевик, Борис: никаких тебе хлопот и усилий, проверяй лишь изредка лакмусом, ушла или еще не ушла с водой соляная кислота.
Вчерашнее знакомство произвело на Бориса сильное впечатление, он не может не думать о новом друге. Здоровый детина, жонглирующий гирями, познакомился с хилым существом, прикованным к постели. Искривленные туберкулезом кости скрыты повязками и одеялом, видна только худая белая рука и бледное, очень бледное лицо (он ведь не бывает на воздухе). На груди нечто вроде пюпитра: отец устроил, чтобы Феде было удобнее читать и заниматься.
Пряхин в рыжем пальто, мать — рыхлая, бледная женщина с добрым лицом и впалыми глазами, и он, Ларичев, с раскрасневшимся лицом, стоят у постели. Больной с жадным любопытством смотрит на Бориса светлыми выпуклыми отцовскими глазами.
Пряхин кивает жене головой: уйдем, не будем мешать. Женщина с порога бросает вечно виноватый взгляд на сына и так непохожего на него юношу.
— Вы присаживайтесь, пожалуйста, — приглашает Федя детским, тонким и слабым голосом.
Через несколько минут они уже беседуют без всякого смущения, Федя забрасывает Бориса вопросами, все вопросы о самом Борисе.
— Тебе нравится на заводе? Отец говорит: тяжело. Расскажи подробно, что ты делаешь.
Федя слушает, не упуская ни слова.
— А после завода что ты делаешь?
Борис рассказывает: первый раз в этом году ходили с ребятами на каток, скоро начнутся тренировки в хоккей. Когда нет льда, тяжелой атлетикой занимаюсь, ребята смеются, а мне нравится. Мужское дело, настоящее. Поднимешь штангу, и все напряжено в тебе.
Сказал Борис — и смутился. Стыдно: Федя лишен такого удовольствия. Федя не обиделся, ему интересно: какие весом гири, какая штанга, куда он ходит заниматься?
— А в кино часто ходишь? В какое кино? А в театр? Что смотрел последний раз?
Борис говорит:
— «Разлом» и «Человек, который смеется» с Конрадом Вейдтом. И Пат-Паташон.
— А «Броненосец «Потемкин»? Здорово, да? Вот бы посмотреть!
Федя выясняет, любит ли Борис читать, какие книги читает. От завода мало остается времени для чтения. Федя читает много, и он взахлеб рассказывает о прочитанном.
— А стихи любишь? Я люблю Блока и особенно Маяковского. Как страшно, что он застрелился…
Ребята молчат. Потихоньку и грустно Федя читает из «Облака в штанах». Борис удивляется: здорово Федя читает!
— Когда болей нет, жить можно, — говорит Федя. — Зато когда боли… — Его светлые глаза мутнеют, он словно прислушивается, не подступают ли проклятые боли.
— Кем ты хочешь быть? — спрашивает Федя.
— Химиком, — без колебания отвечает Борис. — Я буду учиться без отрыва от производства.
— Я тоже химиком. И еще я люблю математику. Знаешь, я занимаюсь, у меня есть программы. Вот посмотри… Если б не болели мои окаянные кости…
Они рассматривают программы, обсуждают их. Федя, блестя глазами, заговорщически манит к себе:
— Нагнись, что-то скажу тебе.
Борис нагибается, и Федя шепчет прямо в ухо:
— Отец давно работает над противотуберкулезным препаратом. Это замечательный препарат, я по себе знаю. Он сначала не решался, а теперь дает мне. Сам решил лечить. Препарат в клиники нужно передать, но в здравоохранении боятся и тормозят. Ты смотри не проговорись на заводе: отцу может влететь. Он сейчас усиливает дозу, хочет добиться явных результатов.
За один раз они сошлись друзьями, не хочется уходить, но пора. Борис несколько раз принимается прощаться. Наконец уходит, и в ушах у него звенит голосок:
«Как бы я хотел работать с тобой в цехе! Я хотел бы самую тяжелую работу. Это интересно, правда? Ведь жить интересно, правда?»