Прекраснейшая

— Это было трудно, — промолвила Ченнэри, вытягивая ноги и протягивая сквозь зубы глянцевую вишню. Наклонившись через перила, она бросила через балкон стебель, позволяя ему упасть на бальный пол и потеряться среди платьев и сложных причёсок.

Левана рядом с нею не наклонялась, не тянула ноги и не пыталась понять, о каком из ухажёров говорила сестра. Её внимание было приковано к Эврету, застывшему рядом с бальной лестнице, в форме гвардейца, и всё же казавшегося куда более королевским, чем просто нанятым телом.

Выражение его лица было отсутствующим. Он не взглянул на неё во время бала.

— О, что я вижу, — сказала Ченнэри, кокетливо моргая ресницами в направлении Леваны, а после Эврета. — Теперь, когда у тебя есть своя игрушка, ты больше не слушаешь меня!

— Он — не игрушка.

— А что? Марионетка?

Левана сжала руки.

— Он не марионетка.

Ченнэри ухмыльнулась. Отвернувшись от перил, она поманила слугу. Слуга моментально свалился на одно колено и поставил поднос над головой так, чтобы Ченнэри могла смотреть на него. Там была дюжина бокалов спиралью, и в каждом — напиток иного цвета. Ченнэри выбрала один, ярко-оранжевый и густой.

— Стой тут, если я захочу другой, — сказала она, повернувшись к сестре. — Если он не игрушка или кукла, но почему, во имя Кипра Блэкбёрна, ты весь месяц провела в образе его простушки-жены?

Тепло проскользнуло по щёкам Леваны, но чары не спали. Всегда холодная, всегда весёлая, нежная, красивая. Вот какой она помнила Солстайс Хейл за все их краткие столкновения. Такой видели её сейчас.

— Бедная женщина умерла родами, — сказала Левана. — Я отдаю дань памяти.

— Ты играешь с его головой, — хитро ухмыльнулась Ченнэри. — Я была бы горда, если б ты выбрала кого-то другого. Дворцовый стражник, право слово! После того, что ты сделала с ним, можешь строить глазки садоводам.

Левана посмотрела на сестру.

— Лицемерка. Сколько у тебя за эти годы было дворцовой стражи?

— О, множество, — Ченнэри отпила со своего бокала, хитро улыбнулась и выбрала уже красный напиток, понюхав его. — Но никогда не в ущерб получить удовольствие и в другом месте. У дамы должно быть три игрушки. Романтичная, для постели и для дорогих украшений.

Глаз Леваны начинал дёргаться.

— Ты никогда не знала Эврета.

Засмеявшись от души, Ченнэри едва коснулась напитка и выбрала аквамариновый с чем-то белым на вершине. Слуга не двигался.

— Да. Но уверена, что это будет куда менее проблематично, чем констебль Дубровский, — он вздохнул. — Шалунишка.

Дубровский? Левана покосилась на толпу танцоров. Ей понадобилось время, прежде чем она заметила констебля с молодым джентльменом, имя которого забыла. Один из наследников семьи, она была уверена.

— Может быть, трудность в его личных предпочтениях.

Ченнэри щёлкнула пальцами.

— Я пришла к тому, что он не очень. И не заинтересован в его королеве. Не могу понять. Он намекал с того последнего захода солнца…

Глянув вниз, Левана увидела, что руки слуги начинали дрожать. Напитки в бокалах дрожали. Она выбрала что-то похожее на расплавленный шоколад.

— Можешь идти.

Ченнэри схватила жёлтый, как нарцисс, ликёр, прежде чем слуга смог бежать, сжимая поднос в руках, и наклонилась через перила балкона. Она вновь посмотрела на констебля, не мечтательно, но словно придумывая военную стратегию.

— Если ты так многого хочешь, — сказала Левана, — почему бы просто не промыть ему мозги? Это куда проще.

— Ты говоришь, словно у тебя есть в этом опыт.

Потягивая напиток, Левана не смогла не покоситься на Эврета. Такого прямого Эврета. Разве его глаза следовали за кем-то по комнате, как за нею? Разве он не ловил её взгляды, когда она смотрела? Она должна его понять — это было не раз с момента их первого поцелуя в покоях.

— Манипулировать жертвой — это хитрость в игре, — сказала Ченнэри. Она окунула язык в синюю жидкость, коснулась белого порошка и отпила. Выражение её лица оставалось довольным. — Мне не нравится. Я хочу выиграть. Я хочу запомниться Луне самой желанной королевой, что когда-либо ею правила.

— Самой неразборчивой уж точно. Ты не хочешь когда-нибудь просто влюбиться?

— Любовь? Ну и ребёнок, — без намеренности, Ченнэри сделала два глотка разных напитков, подумала над вкусом и рассмеялась. — Любовь! — закричала она танцполу так громко, что музыканты вздрогнули, и музыка на мгновение затихла. — Любовь — это победа! Любовь — это война! — несколько человек перестали танцевать, глядя на безумную королеву. Левана отшатнулась от неё. — Вот что я думаю о любви!

Ченнэри кинула пустые стаканы в толпу с такой силой, как могла. Один разрушился на полированном полу. Второй ударил партнёра констебля Дубровского в глаза. Он вскрикнул и поднял руки, но было поздно.

Злобный смешок зародился в груди Ченнэри и так же быстро был подавлен.

— Ой, — защебетала она, а после рассмеялась и оттолкнулась от перил. Ошеломлённая Левана пошла следом. Они игнорировали гостей, что падали в поклонах и реверансах, когда они проходили мимо. Королева со своим смехом казалась фанатичкой.