Прекрасный мир, где же ты

Совместный завтрак на кухне в девять утра, клубы пара над чайником, звон тарелок и чашек, солнечный свет, льющийся сквозь окно. Потом шаги вверх и вниз по лестнице, голоса. Элис забросила в багажник соломенную корзину с пляжными полотенцами, Феликс стоял, прислонившись к капоту. Ее солнечные очки подняты вверх, придерживают влажные волосы, чтобы не падали на лицо. Он подошел и обнял ее сзади, поцеловал в затылок, что-то прошептал на ухо, и она рассмеялась. Все четверо в машине, стекла опущены, запах горячего пластика и застарелого сигаретного дыма, Thin Lizzy

по радио, треск помех. Саймон на заднем сиденье говорит Элис: Нет, сто лет с ней не разговаривал. Лицо Айлин в открытом окне, ветер развевает волосы. Когда они припарковались, перед ними раскинулся пляж – белый и сверкающий, заполненный купальщиками, людьми в гидрокостюмах, семьями с зонтиками от солнца, цветными пластиковыми ведерками. Одиннадцать часов, вторник. Внизу, у дюн, Элис и Айлин разложили на песке полотенца, одно оранжевое, другое с розово-желтым узором из ракушек. Саймон снял обувь и сказал, что пойдет проверит воду. Феликс, поигрывая завязками на плавках-шортах, улыбнулся. Я знал, что ты так скажешь. Ну вперед, я с тобой, почему бы и нет. Начался отлив, они шли, песок под ногами темнел, твердел, на нем появлялась корочка из цветных камушков, осколков ракушек, высохших морских водорослей, побелевших останков крабов. А перед ними – море. Солнце припекало шеи и плечи. Рядом с Саймоном Феликс выглядел невысоким, поджарым, темноволосым, ловким. Тень Саймона растянулась на мокром песке. Феликс снова начал расспрашивать его о работе, чем он занимается весь день. Тот ответил, что в основном сидит на совещаниях, то с политиками, то с активистами или с общественными группами. Соленая вода мягко коснулась ступней, обдала холодом щиколотки, еще большим холодом – колени. В последние месяцы много работали с организацией по делам беженцев, сказал Саймон. Помогаешь им, сказал Феликс. Пытаюсь, сказал Саймон. А вода, кстати, всегда такая холодная? Феликс рассмеялся, стуча зубами. Да, это вечный кошмар, ответил он. Вообще не знаю, зачем я полез, никогда же обычно не захожу в воду. Ты снимаешь квартиру в Дублине или у тебя своя есть? Говоря, он скрестил руки на груди, подрагивая плечами. Своя есть, сказал Саймон. Точнее говоря, у меня есть ипотека. Феликс неохотно провел рукой по воде, немного брызг полетело в сторону Саймона. Не поднимая глаз, он сказал: Знакомая история, у меня мама умерла в прошлом году и оставила нам дом. Плюс десять лет ипотеки за него. Он потер затылок влажными пальцами. Я там не живу, добавил он. Мой брат сейчас на самом деле продает его. Саймон слушал молча, пробираясь вперед, стараясь не отставать, вода уже была по пояс. Он очень сердечно сказал, что сочувствует Феликсу по поводу мамы. Феликс взглянул на него, прищурил один глаз и снова перевел взгляд на воду. Ага, сказал он. Саймон спросил, как Феликс относится к продаже дома, и тот странно, жестко рассмеялся. Забавно, ответил он. Последние шесть недель я прячусь от брата, чтобы не подписывать бумаги. Не безумие ли? Сам не знаю, почему я это делаю. Не то чтобы я хотел там жить. И деньги мне на самом деле нужны. Но таков уж я, не могу по-простому. Он бездумно шлепнул рукой по воде. Это хорошо, то, что ты делаешь для беженцев, ну ты рассказывал, сказал он. Бог их любит. Саймон, казалось, осмыслял этот момент, а затем признался, что работа его все больше разочаровывает, потому что на самом деле он просто ходит на собрания и пишет отчеты, которые никто не читает. Но, по крайней мере, тебе не все равно, сказал Феликс. Многие и этого не делают. Саймон сказал, что, конечно, теоретически ему не все равно, но на практике нет никакой разницы, делает он это или нет. Такое ощущение, что большую часть времени в моей жизни ничего не происходит, добавил он. В смысле вот я встречаюсь с людьми, с которыми случилось такое, что и вообразить страшно. И в принципе я на их стороне, и каждый день хожу на работу и делаю свое дело, но, по правде говоря, почти постоянно думаю о… не знаю… Феликс махнул рукой в сторону берега, на лежащих Элис и Айлин. О чем-то вроде них, сказал он. Улыбнувшись, Саймон отвел глаза и сказал «да, вроде них». Феликс внимательно наблюдал за ним. Ты ведь верующий? – спросил он. Саймон мгновение помолчал, прежде чем снова взглянуть на него. Тебе Элис сказала или сам догадался? – спросил он. Феликс беззаботно рассмеялся. Из тебя выпирает католическое чувство вины, ответил он. Да нет, она мне рассказала. Несколько секунд они молчали, продолжая шагать. Саймон тихо сказал, что одно время подумывал стать священником. Феликс наблюдал за ним, тепло и заинтересованно. И почему не стал, сказал он, ничего, что я спрашиваю? Саймон смотрел вниз на холодную мутную воду, поверхность которой там и тут разбивали осколки света. Потом он ответил: Я думал ответить, что политика показалась мне более продуктивной. Но на самом деле я просто не хотел быть один. Феликс ухмыльнулся. Вот в чем твоя проблема – ты слишком строго судишь себя за то, что не стал совсем как Иисус. Бери пример с меня – будь придурком и наслаждайся жизнью. Саймон поднял глаза и улыбнулся. Да ну, разве ж ты придурок, сказал он. Но приятно слышать, что ты наслаждаешься жизнью. Феликс зашел еще дальше в воду. Не оборачиваясь, он громко сказал: Я много натворил такого, чего делать не стоило. Но какой смысл теперь рыдать? В смысле, может, иногда я и правда плачу из-за этого, но стараюсь как-то без слез. Саймон наблюдал секунду-другую за ним, за тем, как вода плескалась вокруг его жилистого белого тела. Что ж, все мы грешники, сказал Саймон. Феликс обернулся к нему. Да, сказал он. И снова рассмеялся. Я забыл, что ты на самом деле в это веришь, добавил он. Ну ты и придурок, без обид. Давай, купаться-то будем, или ты так – чисто постоять? Он сделал еще несколько шагов и исчез под водой. На берегу скрестив ноги сидела Айлин и листала сборник рассказов. Элис лежала на полотенце рядом, солнце поблескивало на ее влажных веках. Ветер растрепал страницы книги, и Айлин нетерпеливо разгладила их рукой. Не открывая глаз, Элис спросила: Так что происходит? Айлин вначале не ответила, даже головы не подняла. Потом сказала: Ты про нас с Саймоном? Не знаю, что происходит. Думаю, может, мы просто слишком разные. Элис открыла глаза, заслонилась от солнца ладонью и посмотрела на подругу снизу вверх. В каком это смысле? – спросила она. Айлин нахмурилась, уставившись на страницу, заполненную убористым черным шрифтом, и захлопнула книгу. У него есть другая, сказала она. Но даже если бы ее не было, сомневаюсь, что у нас бы сложилось. Знаешь, мы просто очень разные. Элис по-прежнему прикрывала ладонью глаза. Ты это уже говорила, но что это значит? – спросила она. Айлин отложила книгу и отпила воды из бутылочки. Проглотив, она сказала: Ты несколько бесцеремонна. Элис убрала руку и снова закрыла глаза. Прости, сказала она. Айлин завинтила крышечку бутылки и сказала: Это деликатная тема. Какая-то букашка приземлилась на полотенце Элис и тут же улетела. Понятно, сказала Элис. Айлин смотрела на горизонт, на две фигуры, которые то появлялись над водой, то снова исчезали, менялись местами. А если ничего не выйдет, это будет слишком горько, заметила она. Элис приподнялась на локтях, выдавив в песке две маленькие ямки. А вдруг выйдет, сказала Элис. Так думают игроки, ответила Айлин. Элис кивнула, глаза ее скользили вверх и вниз по сидящей рядом подруге. По тонкой черной бретельке купальника на ее плече. Это неприятие риска, сказала Элис. Айлин слегка улыбнулась. Выходит, это самосаботаж, ответила Айлин. Элис тоже улыбалась, склонив голову набок. Спорное утверждение, сказала она. Он-то любит тебя. Айлин оглянулась: Он тебе сам сказал? Элис покачала головой. Нет, это и так очевидно, ответила она. Айлин наклонилась вперед, к скрещенным ногам, положила руки перед собою на шершавое полотенце с розовым рисунком, позвонки проступили сквозь синтетическую ткань купальника. Да, он по-своему любит меня, сказала она. Потому что я маленькая дурочка, которая не может о себе позаботиться, ему это прикольно. Она выпрямилась и потерла глаза руками. В начале года, где-то в январе-феврале у меня были сильные головные боли, сказала она. И однажды ночью я провалилась в кроличью нору интернета, чтобы нагуглить свои симптомы и решила, что у меня опухоль головного мозга. Дурацкая история. В общем, я позвонила Саймону примерно в час ночи и заявила, мол, боюсь, у меня рак мозга, а он вызвал такси, приехал ко мне, и я примерно час рыдала у него на плече. Он даже не выглядел раздраженным, сама невозмутимость. Не то чтобы я хотела, чтобы он разозлился. Но смогу ли я когда-нибудь ответить ему тем же? Если бы он позвонил мне среди ночи и сказал: Привет, Айлин, как дела, я тут убедил себя, что у меня редкая форма рака, не хочешь ли ты приехать, чтобы я порыдал у тебя на плече, пока не устану и не усну? Я даже не пытаюсь представлять, как бы я отреагировала, потому что он так никогда не поступил бы. Если бы он так сделал, я бы подумала, что у него и правда какие-то изменения в мозгу. Элис рассмеялась. Да у тебя миллион историй про то, какой ты ипохондрик, сказала она. Но мне ты эту свою сторону обычно не демонстрируешь. Айлин достала из сумки солнечные очки и протирала их уголком снятого свитера. Вот именно, а я про что, сказала она. Саймону достается все худшее во мне. Не знаю, почему я постоянно критикую его, на себя бы лучше посмотрела. Разве взрослые женщины так себя ведут? Ужас. Элис задумчиво переставила локти на полотенце. Через мгновение она сказала: Ты имеешь в виду, что тебе не нравится, какой ты становишься рядом с ним? Айлин нахмурилась, разглядывая на свету солнечные очки. Нет, не это, сказала она. Просто у меня ощущение, что наши отношения очень односторонние. Как будто он постоянно что-то делает для меня, а я для него – ничего. Здорово, конечно, что он помогает. Мне это на самом деле нужно. Но ему ничего не нужно от меня взамен. Помолчав, она добавила: Ну да какая разница. Он встречается с двадцатитрехлетней подружкой, и все говорят, она замечательная. Элис снова легла на полотенце. С того места, где сидела Айлин, уже не было видно ни Феликса, ни Саймона, только бескрайнюю игру света и воды, тонкие рваные нити волн. Позади них вдоль побережья до самого маяка белела деревня, а слева раскинулись песчаные дюны. Элис приложила тыл ладони по лбу. Ты на самом деле думаешь, что сможешь здесь жить? – спросила Айлин. Элис без удивления взглянула на нее. Я на самом деле живу здесь, сказала она. Айлин на мгновение нахмурилась, и тут же лицо ее разгладилось. Я знаю, сказала она. Я имею в виду жить постоянно. Элис мягко ответила: Не знаю. Хотелось бы. Позади них молодая семья спускалась от стоянки грузовиков, двое детей топали впереди в одинаковых комбинезончиках. Почему? – спросила Айлин. Элис улыбнулась. Почему бы и нет? – сказала она. Здесь ведь прекрасно. Айлин тихо ответила: Да, разумеется. Она смотрела вниз на полотенце и разглаживала складки своими длинными пальцами, а Элис наблюдала за ней. Ты всегда можешь приехать и жить со мной, ответила Элис. Айлин закрыла глаза и снова открыла их. К сожалению, мне надо зарабатывать себе на жизнь, сказала она. Элис мгновение поколебалась, а потом беспечно ответила: Как и всем нам. Тут из воды появились мужчины – мокрые, сверкающие отраженным солнечным светом, они о чем-то переговаривались, но пока что было не разобрать – о чем, их голубые тени падали на песок, а женщины примолкли и наблюдали за ними.