Прекрасный мир, где же ты

Когда в тот вечер Феликс после работы подъехал к дому Элис, в окнах горел свет. Шел восьмой час, еще не стемнело, но уже похолодало, и море за деревьями отливало зеленью и серебром. С рюкзаком на плече он протрусил к двери и дважды постучал молоточком по латунной табличке. Холодный соленый воздух бодрил, руки замерзли. Дверь открылась, за нею оказалась не Элис, а другая женщина – ее ровесница, но выше ростом, брюнетка с карими глазами. Привет, сказала она. Ты, наверное, Феликс, я Айлин. Заходи. Он вошел, и она закрыла дверь. Он нерешительно улыбнулся. О, сказал он. Я о тебе наслышан. Взглянув на него, она сказала: Надеюсь, только хорошего. Она сказала, что Элис готовит ужин, и он пошел за ней по коридору, сверля глазами ее затылок и узкие изящные плечи, плывущие к кухне. Там за столом сидел мужчина, а Элис стояла у плиты в заляпанном белом фартуке, повязанном вокруг талии. Привет, сказала она. Я как раз сливаю спагетти. С Айлин ты познакомился, а это Саймон. Феликс кивнул, теребя лямку рюкзака, Саймон поздоровался с ним. На кухне царил полумрак, свет горел только над рабочей поверхностью, а на столе стояли свечи. Окно во дворик запотело от пара, стекло стало бархатисто-голубым. Тебе помочь? – спросил Феликс. Элис приложила ко лбу тыльную сторону ладони, словно остужая себя. Думаю, я справлюсь, сказала она. Но спасибо. Айлин рассказывала нам тут про свадьбу своей сестры. Феликс мгновение поколебался и сел за стол. В эти выходные? – спросил он. Айлин обернулась к нему и с восторгом продолжила рассказ. Она была забавной, энергично размахивала руками. Периодически она вовлекала в беседу Саймона, он говорил спокойным голосом, и, казалось, все его немного веселило. Он, в свою очередь, вовлекал в разговор Феликса, перехватывал время от времени его взгляд и заговорщически улыбался, словно ему было приятно присутствие другого мужчины, или его радовало присутствие женщин, и он хотел разделить это удовольствие с Феликсом. Саймон был красив, на нем была льняная рубашка, и он тихо и непринужденно благодарил Элис, когда она подливала ему вина. На столе теснились узорчатые тарелочки, серебряные приборы, тканевые белые салфетки. В большой желтой салатнице блестели политые маслом салатные листья. Элис принесла миску с пастой и водрузила ее прямо перед Айлин. Тебе, Феликс, я положу последнему, сказала она, потому что эти двое – почетные гости. Они встретились взглядами. Он немножко нервно улыбнулся ей и сказал: Все нормально, я знаю свое место. Она сгримасничала и вернулась к плите. Он наблюдал за нею.

/

Они доели, и Элис встала, чтобы убрать тарелки. Дребезжание и звон посуды, шум льющейся из крана воды. Саймон расспрашивал Феликса о работе. Усталая и довольная Айлин замерла с полузакрытыми глазами. Фруктовый крамбл подогревался в духовке. На столе остатки еды, грязная салфетка, обмякшие листья в салатнице, мягкие капли бело-голубого свечного воска на скатерти. Элис спросила, будет ли кто-то кофе. Мне, пожалуйста, сказал Саймон. Коробка мороженого медленно оплывала на столе, по бокам бежали мокрые ручейки. Элис отвинтила крышку серебристого кофейника. А кем ты работаешь? – спросил Феликс. Элис говорила, ты типа политик. В раковине грязная кастрюля, деревянная разделочная доска. Шипение и щелчок искры газовой плиты, и голос Элис: Ты по-прежнему пьешь черный? Айлин открыла глаза – посмотреть, как Саймон оглянулся на Элис, стоящую у плиты, и сказал через плечо: Да, спасибо. Без сахара, пожалуйста. Он снова повернулся к Феликсу, расслабился, Айлин моргнула и опять прикрыла глаза. Белизна его шеи. Каким он был раскрасневшимся, содрогающимся тогда, на ней, бормоча: Все хорошо, прости. Лязг дверцы духовки, аромат масла и яблок. Белый фартук Элис брошен на спинку стула, свисающие завязки. Да, мы над чем-то работали с ним в прошлом году, говорил Саймон. Я с ним близко не знаком, но коллеги отзываются о нем очень хорошо. И дом вокруг них – тихий, солидный, с половицами прибитыми гвоздями, с поблескивающей в свете свечей плиткой. И сад туманный и тихий. Снаружи мирно дышало море, вдыхая свой соленый воздух через окна. Подумать только, Элис здесь живет. Одна, или не одна. Она стояла у стола и ложкой раскладывала по тарелкам крамбл. Всё тут собралось. Вся жизнь на одну ночь переплелась тут, словно ожерелье, спутавшееся на дне сундучка.

/