Внезапно я поняла, что имел в виду Макс, когда говорил, что к Найлу трудно пробиться снаружи. Дело не в том, чтобы соблазнить Найла. Дело в том, чтобы помешать ему замкнуться в себе сразу после.
– Я пойду приведу себя в порядок. – Я потянулась, поцеловала его в щеку и пошла к двери. Осторожно выглянула в коридор – никого. И бросилась в туалет.
Оказавшись внутри, я посмотрела на себя в зеркало: припухший розовый рот, следы помады на лице, потекшая тушь.
На самом деле мне не требовалось, чтобы Найл заканчивал свою мысль. Я и так знала, что он имел в виду, даже если он сам не до конца понимал это.
Если после обеда Найл был так же рассеян, как и я, он не подавал вида. Его внимание было сосредоточено на выступавшей, которая рассказывала о планах. Он тщательно записывал и почти не смотрел в моем направлении. А я все еще чувствовала губами его форму и помнила короткие задыхающиеся вздохи, которые он издавал, перед тем как кончить. Но не могла в это поверить. Мы занимались этим прямо в кабинете. Я стала вести себя совсем неосторожно.
Черт меня побери, если я стану сожалеть о своих сексуальных желаниях, но я не позволю ему сделать меня безответственной.
Но… после сегодняшнего утра, после минета и того, как он снова замкнулся в своих мыслях, я чувствовала себя неуверенно. А я терпеть не могу это ощущение.
Я передвинула ногу под столом и коснулась его ноги. Он изумленно взглянул на меня, и по его глазам я поняла, что он угадал мое беспокойство.
Он прижался ко мне щиколоткой, и это был такой же наш секрет, как и то, что под дорогой рубашкой вся его грудь измазана помадой. Секрет только для двоих.
Я никогда не задумывалась о том, сколько нервных окончаний существует в человеческой ноге, но в течение ближайших двух часов я почувствовала их все. Я ощущала каждое движение его ноги и каждое прикосновение ткани. Я чувствовала жар его тела и при этом не могла ничего сделать. Безумие. Когда пришла его очередь выступать и он встал, я смотрела на те части тела, которые носили следы моей помады. Я сохраняла невозмутимое выражение лица, но внутри вся пылала.
Возвращение в Штаты не означало, что с меня снимаются мои обязанности по отношению к Англии. Когда я не была с Найлом, мне приходилось работать дополнительные часы. Я закончила курсовую работу, но если я рассчитываю осенью попасть в программу профессора Шеффилд, мне нужно еще многое сделать. Именно поэтому я решила отказаться от ужина с коллегами, хотя это означало, что я пожертвую временем, которое могла бы провести с Найлом.
Поскольку Найл был руководителем нашей группы, он не мог не пойти. Бросив на меня извиняющийся взгляд, он сказал, что присоединится ко всем в ресторане через полчаса.
Я направилась к лифту, вздрогнув, когда он догнал меня. Мы могли бы проводить каждую свободную секунду вместе, но сегодня нет. Меня одолел приступ упрямства и нежелания что-то объяснять.
– Все хорошо? – спросил он, когда следом за нами в лифт вошли люди.
– Да. – Я с улыбкой оглянулась на него. – Просто несколько часов мне надо побыть взрослым человеком, и это заставляет меня капризничать.
Он не мог ни поцеловать меня, ни ласково прикоснуться. Все казалось таким шатким. Наши отношения – словно карточный домик, и я начала понимать, почему он не торопится в плане близости: как таковых
В глубине души я думала, что осложнила дело рассказом о Поле. Это правда, что я до сих пор время от времени вспоминаю об этом, но большей частью я горжусь тем, что смогла пережить это и не позволила этой ситуации повлиять на меня. Мне надо убедиться, что Найл это тоже понимает.
– Ты будешь работать в отеле? – спросил он.
Я кивнула, и мы вышли из здания.
– Я тебя провожу.
Я улыбнулась и поблагодарила его.
Мимо нас с гудками проносились такси. Холодный мартовский ветер забирался под пальто. Найл обнял меня, оберегая от толпы и наклонившись к моему уху.
– Если вдруг я забуду тебе об этом сказать, знай, что мне намного легче благодаря твоей честности. И на всякий случай, я не думаю, что ты капризная.
И у меня в животе запорхали бабочки.
Мы поболтали о совещании, о том, что нам предстоит делать на саммите в течение ближайших дней. Он держал меня за руку, и я с гордостью осознала, что привыкла к его размашистым шагам. Нам легко было идти в ногу. Но что-то все равно разделяло нас.
– Ты хотел честности? – прошептала я, когда мы поднимались на лифте в номер, и прижимаясь к нему.
– Да.
Я склонила голову и посмотрела ему в лицо.
– То, что было сегодня, – это слишком быстро?
Он сглотнул, осознав мой вопрос.
– Может быть. Но я не уверен, что хотел бы останавливать тебя или что смог бы это сделать.
Я закрыла глаза, ощутив слабость.