Читаем Преодоление полностью

– Не верь ногаям! На Крым натравливают!.. Знаем, что Иштерек шепчет великому князю на ухо! Мол, крымские ханы искони вечные недруги ногайским князьям и всей Ногайской орде! Разбогатели же крымские ханы и их Крымский юрт [42]ногайскими улусами. То было, когда в Крыму был хан Менгли Гирей. Ногайские люди пошли на русские украины, а Менгли Гирей в ту пору пришёл на их улусы: жён, детей, улусы взял. С тех пор Крымский юрт силён стал, а Ногайская орда оскудела. И нам бы за ту недружбу отомстить им, а царскому величеству показать свою службу. И он, Иштерек, знает, как над Крымом промышлять. Но, не совершив дела с Казыевым улусом, идти им войной на Крым опасно. Потому что как пойдут они в сход к боярам и воеводам или на Крым прямо, то в ту пору на их улусы придут казыевцы или Казацкая орда, или калмыки. Улусы их разорят и жён и детей их возьмут… Иштерек и говорит, что, когда крымский хан идёт на войну, в ту пору в Крыму людей нет. А так ли это, Гришка, смекай!..

И князь Григорий догадался, что это козни хана против ногаев. Похоже, Джанибек хочет столкнуть Москву с Ногайской ордой, с князем Иштереком.

В шатре стало тихо. И Ромодановский, чтобы прервать затянувшееся молчание, подал знак дьяку. И тот, поняв его, стал расспрашивать Ахмет-пашу о Крыме, разряжая неловкость от молчания.

– Слышали мы, что есть татары в Крыму, которые знают к Московскому государству все дороги? И не только дороги, а и малые стёжки и по рекам броды!..

– Да, в Крыму всякие люди есть, – согласился Ахмет-паша. – Добрые и бездельные! И бездельные молят хана: «пошлёшь ты к государю посла своего, а его там задержат». И то не добро будет… А я говорю хану: «Ну, задержат меня в Москве! Крым тем пуст не будет. А на Москве живу – Москва тем полна не будет!..»

В шатре все рассмеялись.

* * *

Здесь, под Ливнами, князь Григорий простился с Ромодановским. Тот повез в Москву Сулеш-бика, а он поехал в Крым с Мустафой Куликаном, под охраной нукеров[43]

.

Была уже глубокая осень. В сырой и холодной степи было неуютно и тоскливо. Да и в Кыркоре, куда они пришли, среди мазанок и хижин, тоже было тоскливо. Все, кто ходил летом в набеги на соседние государства, уже вернулись в свои улусы. Вернулся и Джанибек. В его ханском дворце, в Кыркоре, всё на том же старом месте, на вершине крутой скалы, было шумно. Хан вернулся из набега с богатой добычей. И теперь целыми днями он предавался увеселениям, развлекался с наложницами, которых привёз из набега.

На приёме посольства, всё так же стояли рядами нукеры и сеймены, когда князь Григорий шёл со своими посольскими к хану. И всё так же бросили ясаулы [44]у ханских дверей ему под ноги посохи.

И князь Григорий всё так же, как и раньше, переступил посохи, сказав:

– Того не ведаю!

Всё было знакомо ему до мелочей, кровь не кипела в жилах от опасности. Здесь шла игра, порою простенькая. От этого здесь стало скучно.

И вот Князь Григорий с дьяком и боярскими сынами предстал перед ханом. Джанибека он не видел ни разу и сейчас с любопытством рассматривал его, не подавая виду, что тот интересует его.

Джанибек не походил на своего предшественника, хана Казы Гирея[45]. В нём было что-то, как подумалось князю Григорию, от горских черкас: чуть продолговатое лицо, с тонким носом и широкими, слегка раскосыми глазами. И это горское, хищное завораживало тех, кто знал его опустошительные набеги на Польшу и Валахию. Да, как уже знали в Москве, он был сыном Шакай Мубарак Гирея, сына Девлет Гирея. А тот-то, Мубарак, спасая свою жизнь и семейство, бежал от Казы Гирея в Черкесию. Оттуда была родом одна из жен Мубарака, мать Джанибека. Там он, Мубарак, и умер… Оставил Джанибек свои следы и в той же Венгрии, Литве. А уж тем более его хорошо знали на окраинах Московии.

Но он, хан Джанибек Гирей, степняк, кочевник, уже вполне освоился с цивилизованными манерами. И церемония представления посольства прошла вполне прилично.

Сначала младший брат Ахмет-паши, Араслан, объявил посольство. Затем князь Григорий передал пожелание государя Михаила Фёдоровича здоровья и многих лет хану. Потом дьяк зачитал царскую грамоту.

На этом был завершён их, послов, приём на приезд.

Через неделю им было велено явиться снова во дворец. И там после обычных протокольных церемоний пришло время казначея, время подносить дары. И казначей стал зачитывать длиннющий перечень даров, кому что положено было по рангу:

«По государеву и великого князя Михаила Фёдоровича указу послано в Крым государево жалованье, хану Джанибек Гирею: шуба соболья нагольная с пухом, пуговицы серебряные золочены, цена сто девятнадцать рублей двадцать восемь алтын полчетверти деньги. Шапка лисья черная горлатная двадцать рублей. Шесть сороковок соболей, в том числе сороковка по восемнадцать рублей и по шестьдесят рублей, … Однорядка скорлатная червчатая с кружевом серебряным… И еще много, много другого…»

Затем пошли подарки калге Девлет Гирею, Нурадину Азамат Гирею…

Перейти на страницу:

Все книги серии Смутное время [Туринов]

Вторжение в Московию
Вторжение в Московию

Весна 1607 года. Проходимец Матюшка вызволен из тюрьмы польскими панами, чтобы сыграть большую роль в истории русской Смуты. Он должен стать новым царевичем Димитрием, а точнее — Лжедмитрием. И пусть прах прежнего Лжедмитрия давно развеялся по ветру, но благодаря Матюшке мёртвый обретёт вторую жизнь, воссоединится со своей супругой Мариной Мнишек и попытается возвратить себе московский трон.В историческом романе Валерия Туринова детально отражены известные события Смутного времени: появление Лжедмитрия И в мае 1607 года на окраине Московского государства; политический союз нового самозванца с ярким авантюристом, донским атаманом Иваном Заруцким; осада Троице-Сергиева монастыря литовским гетманом Петром Сапегой и встреча его со знаменитым старцем Иринархом в Борисоглебском монастыре. Далее — вторжение в 1609 году польского короля Сигизмунда III в пределы Московской Руси и осада польскими войсками Смоленска, посольство короля в Тушинский лагерь.Знак информационной продукции 12+

Валерий Игнатьевич Туринов

Роман, повесть
Смутные годы
Смутные годы

1609 год. Московское государство становится ареной борьбы за власть. Даже тот, кто не властолюбив и честно служит родине, может пострадать от этой борьбы, а властолюбцы могут и подавно. Они ведь только и думают, как подставить друг другу подножку.Шведский король Карл отправляет наёмников в помощь русским, опасаясь, что дела польского короля Сигизмунда в войне за московский трон пойдут слишком хорошо. Царь Василий Шуйский боится своих младших родственников, могущих отнять у него власть. Самозванец Матюшка, притворяющийся царевичем Димитрием, подозревает своего верного «боярина», атамана Заруцкого, в измене.Таковы реалии Смутного времени, отражённые в историческом романе Валерия Туринова. Книга является продолжением романа «Вторжение в Московию», ранее опубликованного в этой же серии.

Валерий Игнатьевич Туринов

Историческая проза

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза