Преодоление

Князь Григорий, выйдя из лодки, обернулся и посмотрел за реку, ожидая, что разменный бей ещё на берегу. Но того там уже не было.

* * *

Обратный путь из Ливен домой, в Москву, мелькнул, как один день. Долгий, длинный день. Но это был радостный, светлый день для него, князя Григория. Он снова оказался при деле и у нового царя Михаила Фёдоровича. На душе у него было спокойно. Он справил как надо посольство: добыл для государевой казны немалые деньги.

В Москве уже на другой день как он приехал его вызвали в Посольский приказ. Он явился туда. Его встретил какой-то подьячий и проводил к Третьякову.

Третьяков уже знал от гонцов результаты посольства в Крыму.

– Пиши статейный! – велел он ему. – Не откладывай! Государь торопит с крымскими делами! Чтобы знать, что Джанибек не нападёт! Не пойдёт на сговор с «литвой»! Там-то, под Смоленском, очень худо!.. Ой, худо, Григорий Константинович!

Он сокрушённо покачал головой. Он знал о тяжёлом положении армии Черкасского под Смоленском, но не стал об этом говорить дальше.

Да и князь Григорий тоже слышал о том, что происходит под Смоленском.

Третьяков кратко рассказал ему ещё, что в январе на приёме у него, в Посольском приказе, оказался гонец шаха Аббаса, тот самый Хозя Муртаза… Он даже повеселел, когда увидел его перед собой. Он уже знал, от тайных агентов, о его похождениях.

Хозя, после того как изложил поручение шаха, стал жаловаться:

– В недавнее время у меня при Ивашке Заруцком в Осторохани отняли многие всякие товары насильно. А то казна была шахова! Ой-ой, шах Аббас будет в гневе! В сильном гневе!..

Третьяков сначала не понял даже, о чём это он, затем опешил, когда до него дошло, что требует гонец шаха.

– Хозя! – погрозил он ему пальцем. – Мы знаем кое-что о твоих делишках с Заруцким и Маринкой! И тебе бы молчать! Ты ведь казной ссужал воровских людей, что стоят против государя!

Строго глядя на Хозю, он тихо процедил сквозь зубы:

– Вот наглец!

– Ай-ай, Петька! Каков однако! – воскликнул Муртаза. – Ты у Димитрия-царя, у Вора, был в ближних! А теперь у нового государя в тех же!.. Пошто тебе можно? Пошто мне нельзя? А?! – хитро прищурился он.

Откуда-то он, купец, уже знал о нём многое… Третьяков зло глянул на него, сдержался, больше ничего не сказал. Он ничего не мог сделать с ним. Тот ведь пришёл не простым купцом, а гонцом от шаха.

Князь Григорий, выслушав его, ушёл из приказа. Оформив статейный список посольства, он отдал его в Посольский приказ. Оттуда его статейный поступил к царю, затем в Боярскую думу. Там, ознакомившись с крымскими делами по его отчету, поняли, что на какое-то время обезопасили себя со стороны крымского хана.

У князя Григория же выдалось теперь немного свободного времени. И он собрался съездить в Одоевский уезд, в свою вотчинку Супрут. Так странно называлось его вотчинное село. Кто-то давным-давно пошутил… Село это было богатым. И князь Григорий забеспокоился о нём, когда начались шалости донских казаков, покидавших службу под Смоленском. Они расползались по уездам, стали кормиться грабежом. И вот сейчас его приказчик Ерёмка доложил ему, что и в их Одоевском уезде появились бродячие казаки.

– Крестьян грабят! Деревни палят! Ох, когда же они уймутся-то! – сокрушённо запричитал Ерёмка.

– Да будет тебе! – не выдержал князь Григорий его нытья. – Вот станет крепко царская власть – и их поставят на место!

– Как бы так! – тихо, себе под нос, пробормотал приказчик.

– Ты что там бормочешь, как старый дед? – прикрикнул на него князь Григорий. – Давай запрягай Серко! Поедем по вотчинкам! Пора и дела проведать там! А то заворовались тут без меня-то!

Он усмехнулся, заметив обиду на лице Ерёмки.

Глава 14

Поход Владислава на Москву

В первых числах марта 1616 года Ходкевичу сообщили, что умер Миколай-Христофор Радзивилл в последний день февраля. Сообщил это гонец, прискакав из Несвижа за две с половиной сотни вёрст к нему в имение Быхов, на Днепре, за Могилёвым.

Он-то и сообщил, что тот умер в последний день февраля.

«Вот и “Сиротки” нет!» – подумал он; подумал он также и о том, что «Сиротка» был ровесник его старшему брату Александру. Тот же старше его, Карола, на двенадцать лет.

Не поехать туда, на похороны «Сиротки», он не мог. И не потому, что между ними по жизни было много неприязни… «Мало ли что было! А вот перед вечностью – всё отступает!..»

Туда он поехал верхом, в сопровождении пахоликов. Супруга же его, Анна Острожская, дочь волынского воеводы князя Александра Острожского, поехала в крытом возке. И он сопровождал её.

Всё ещё было холодно, лежал снег. Покачиваясь в седле рядом с возком супруги, он с грустью подумал о прожитом, о том, что и его век тоже подходит к концу…

«Всего-то шестьдесят восемь лет было Сиротке! И вот его нет… И тебе самому скоро столько же будет!.. «Сиротка»-то, похоже, надорвался!.. Воевода виленский, к тому же гетман Великого княжества Литовского!»