Двери кабинета сэра Адриана выходили на обширную лестничную клетку второго этажа особняка. Сам кабинет, с изысканными бордовыми кожаными креслами на темно-зеленом с желтым отливом ковре, содержал многочисленные тома медицинской и светской литературы, служившие безмолвным свидетельством разносторонних и несопоставимых жизненных интересов сэра Адриана. Профессиональный аспект представляли также медали, лицензии, награды и коллекция разнообразных сувениров, включавшая в себя антикварные хирургические инструменты и пережившие века гравюры с изображением человеческого сердца. Личностный аспект проявлялся во множестве фотографий. Они располагались повсюду – на каминной полке и в самых разных местах книжных шкафов, словно танцоры, готовые спорхнуть с высоты на письменный стол. На них были запечатлены члены семьи доктора на каникулах, дома и в школе, в разные годы жизни. Линли заинтересовался одной из фотографий, а Нката склонился над древними хирургическими инструментами, разложенными в застекленной витрине наверху низкого книжного шкафа.
Судя по всему, доктор вырастил четырех детей. Привлекшая внимание Линли фотография представляла Битти в кругу его взрослых отпрысков, успевших обзавестись супругами и собственными детьми. Возле ног гордого патриарха и его супруги примостились одиннадцать внуков, словно крошечные блестящие росинки вокруг большой центральной капли, стремившейся слиться с ними. Снимок сделали по случаю празднования Рождества: все дети держали подарки, а самого Битти украшала снежная борода Деда Мороза. Все лица на этой фотографии сияли счастливыми улыбками, и Линли задумался, как изменились бы выражения их физиономий, если бы широкой публике – или даже семье – стало известно об увлечении сэра Адриана садомазохизмом.
– Детектив-инспектор Линли?
Линли обернулся, услышав вопрос, произнесенный благозвучным тенором. Такой голос скорее мог бы исходить от более молодого человека, но принадлежал он появившемуся на пороге кабинета пухлому хирургу в капитанской фуражке, сделанной из папье-маше, и с хрустальным бокалом шампанского в руке. Он сказал:
– Мы собирались поднять бокалы за малышку Молли. Сейчас она начнет открывать подарки. Не может ли ваше дело немного подождать?
– Боюсь, что нет.
Линли поставил фотографию на место и представил хозяину дома Нкату, который уже вытащил из кармана блокнот и карандаш.
Битти взглянул на него с явным испугом. Он вошел в комнату и плотно закрыл дверь.
– Это профессиональный визит? Что могло случиться? Моя семья…
Он не решился договорить то, что подумал, взглянув на закрытую дверь кабинета. Плохие новости о ком-то из членов его семьи не могли стать причиной прихода полиции. Все родственники сегодня собрались под крышей этого дома.
– Вечером в прошедший вторник в Дербишире убили одну молодую женщину, Николь Мейден, – сообщил Линли хирургу.
Битти сдержанно промолчал, являя собой полное спокойствие и воплощенное ожидание. Он задумчиво смотрел на Линли. Его руки хирурга – старческие руки, ловкости и живости которых позавидовал бы и юноша, – не дрогнули и практически не выдали его чувств, лишь чуть сильнее сжали ножку бокала. Переведя взгляд на Нкату, он заметил кожаную записную книжку в большой ладони констебля и вновь взглянул на Линли.
Линли сказал:
– Сэр Адриан, вы ведь знали Николь Мейден? Хотя, возможно, вам знакомо лишь ее профессиональное прозвище: Никки Искушение.
Пройдя по лесной зелени ковра, Битти с намеренной аккуратностью поставил бокал с шампанским на письменный стол. Опустившись в удобное кресло с высокой спинкой, он кивнул на кожаные кресла и наконец сказал:
– Пожалуйста, присаживайтесь, инспектор. И вы также, констебль. – И когда они заняли предложенные места, продолжил: – Я не читал газет. Будьте добры, расскажите, что с ней случилось?
Он задал этот вопрос с интонацией, с какой человек, привыкший руководить, обращается обычно к подчиненным. И Линли своим ответом постарался показать, кто из них двоих будет определять ход разговора.
– Так значит, вы знали Николь Мейден, – спокойно произнес он.
Битти сцепил пальцы. На двух из них, как заметил Линли, ногти потемнели, пораженные каким-то бурно разросшимся грибком. Озадаченный удручающим видом ногтей медицинского работника, Линли удивился, почему Битти не занимается их лечением.
– Да. Я знал Николь Мейден, – ответил Битти.
– Расскажите нам о ваших отношениях.
Глаза, скрытые за очками в золотой оправе, настороженно блеснули.
– Вы меня подозреваете?
– Мы подозреваем всех, кто знал ее.
– Вы сказали, во вторник вечером?
– Да, так я и сказал.
– Во вторник вечером я был здесь.
– В этом доме?
– Нет, но в Лондоне. В своем клубе на Сент-Джеймс-сквер, членом которого я состою. Должен ли я представить подтверждение этого факта, инспектор? Я правильно употребил это слово – «подтверждение»?
Линли сказал:
– Расскажите нам о Николь. Когда вы видели ее в последний раз?
Битти взял бокал и сделал глоток шампанского, выигрывая время, успокаиваясь и заодно утоляя внезапно появившуюся жажду.
– Утром, накануне ее отъезда на север.