Превращение. Сборник рассказов

Короткое время мы стояли, молча, смотря в глаза друг другу. Но потом волк недобро оскалился и непривычно тихо, стал меня обходить сбоку. Повинуясь инстинкту, я развернулся. Так мы кружили, пока волк не сказал странным грубым голосом:

– Ты долго будешь ерундой страдать?

– Что? – я не поверил собственным ушам. Нет, это понятно, что я говорящий, думающий и весь такой прекрасный пес. Но я такой один. А тут…

Волку надоело ждать нелепо сложенного, возомнившего невесть что о себе пса. Он прыгнул на меня, навалился всей массой и повалил на землю.

– Сестра укол, – сказал он, еще сильнее удивляя меня, а я почувствовал острую боль чуть ниже хвоста. Все еще напуганный и обездвиженный, но непредсказуемый, я чудом вывернул морду и укусил волка за лапу. Волк отпрянул и завопил во все горло. Я воспользовался моментом и хватанул его за шею, грудь и бок. Он вскочил с меня и закрутился на месте, будто ужаленный осой. Я еще никогда не слышал, чтобы так кричали звери.

Я собрался бежать, но дорогу преградили два огромных санитара в белых халатах. Не верилось, что все происходит наяву, и мне не сниться кошмарный сон в пыльной деревянной будке, стоящей под крыльцом родного дома. Я глупо моргнул. Внезапно мир и окружающая меня местность стала меняться: слабоосвещенное серое помещение без особых удобств. Единственное окно, закрытое толстой решеткой, пропускает тусклое прямоугольное пятно света, частично задевая мои ноги. Я стою на четвереньках, гавкаю и пускаю слюни. У меня омерзительно безволосые руки, уродливое человеческое тело, и осознание полного безрассудства.

– Ну, наконец-то, – слева от меня появляется медсестра, одетая в медицинский костюм. – Укол подействовал. – Она подает руку и помогает подняться на ноги, лежащему на бетонном полу доктору.

Ко мне подскакивают санитары, и я оказываюсь в смирительной рубашке, в позе стоя. – Ну-с голубчик, – доктор потирает ушибленное место. – И натворили же вы дел. Покусали, кого только могли. Помочились на охранника. А своего соседа по палате. Вы его помните? Бедный парень. Он просто хотел с вами поиграть. Если бы мы не подоспели вовремя… Да, что там вам объяснять? – он в безнадежном отчаянии машет рукой. – Придется вас перевести в отделение для тяжелобольных пациентов. Там вам будут и Наполеоны, и Цезари, и кто похуже!

ПАША

– Рота, подъё-ё-ё-ё-ём!

Будни советского стройбата скучны и однообразны. Подъём, уборка расположения, завтрак, построение и выезд на объект. После «отбоя» старослужащие вносят некоторое веселье, но накануне я не смог выяснить, насколько весёлыми бывают вечера в этой части.

Запись в личном деле о законченной музыкальной школе сыграла со мной злую шутку. Кто-то в большом штабе решил, что военный строитель рядовой Александров должен нести службу не в Подмосковье, а непосредственно в самой Москве. Тем, желает ли рядовой ублажать слух однополчан своим музыкальным талантом, конечно же, никто не поинтересовался.

Показав мою койку, старшина отправился восвояси, а ко мне подошёл один из будущих сослуживцев.

– А чё это он тебя на второй ярус пичканул? Ты какого призыва?

– Майского.

– Ну, ща найдём тебе шконку. Погодь. А майского какого, прошлого года или этого?

– Этого.

– Чё-ё-ё-ё? Да ты, душара, оборзел. что ли, в корягу? Короче, так. Мне по барабану, почему деды в той части разрешили тебе так борзануться, но чтобы к проверке твой вид соответствовал уставу. Иначе разговаривать будем в курилке. Исполняй. Бего-о-ом.

Что значит разговор после отбоя я, конечно же, понимал. Шанс, выстоять против нескольких моих братьев по оружию связанных единством призыва, равнялся нулю. Как, согласно уставу, должен выглядеть воин первого периода службы, я тоже понимал. И касалось это не только подворотничка, вместо которого у меня пришит кусок простыни. Кожаный ремень со сточенной бляхой надо заменить на «деревянный». «Хэбэшную» линялую пилотку с гнутой звёздочкой поменять на «стеклянную» с новой звёздочкой. Расшить хэбэ. Но всё это полбеды. Когда «деды» рассказывали мне, как обтачивать и обжигать сапоги, подготавливая их дембельский прикид, тренировался я, конечно же, на своих. И сейчас мои сапоги отличались от «дембельских» только отсутствием гармошки. Терять всё это имущество тоже не хотелось. Пока я выяснил, что каптёр в соседней роте мой земляк, прошла большая часть отпущенного времени. А ещё требовалось постричься. Армия – хороший учитель. Умение решать поставленные задачи приходит быстро.

На утреннем построении я стоял среди своего призыва такой же уставно-обормотный. В мешковатом хэбэ утянутом «деревянным» ремнём и стоптанных сапогах с потёртостями на щиколотках.

– На посадку в машины бего-о-ом арш!

Первыми в кузов запрыгивают «молодые», затем поднимаются старослужащие и рассаживаются, закрывая спинами обзор. Рассматривать, что происходит в гражданском мире «молодым» не полагается по сроку службы.