Превращения Арсена Люпена

– О да! У него буйный характер – он старается держать себя в руках, но по своей необузданной натуре вполне способен поддаться гневу… и даже пойти на преступление.

– Но где причина? Неужели он хотел помешать вашему брату завладеть деньгами?

– Не знаю, – ответила мадемуазель д’Алескар. – Более того, я даже не понимаю, каким образом произошло это убийство, – ведь на теле моего несчастного брата не обнаружили никакой раны. И все же я абсолютно уверена в том, что это дело рук Казевона.

– Предположим, что вы правы. Но согласитесь, что ваша уверенность основана скорее на интуиции, нежели на реальных фактах, – возразил Барнетт. – А я должен вам заметить, что этого совсем недостаточно для правосудия. Не правда ли, Бешу? И Жорж Казевон вправе обвинить мадемуазель в клевете.

Мадемуазель д’Алескар встала.

– Все это не важно, господа, – скорбно произнесла она. – Я рассказала все это не для того, чтобы попытаться отомстить за моего несчастного Жана; никакое раскаяние преступника не вернет брата к жизни; я просто считала своим долгом поведать то, что считаю правдой. Если Жорж Казевон решит объявить мне войну, пусть это будет на его совести; я же твердо решила снова и снова повторять то, что диктует мне моя совесть.

Она помолчала, а потом добавила:

– Но уверяю вас, месье, – он будет все отрицать.

На этом беседа окончилась. Джим Барнетт больше ни на чем не настаивал. Мадемуазель д’Алескар была не из тех женщин, кого можно запугать.

– Мадемуазель, – сказал он, – мы просим прощения за то, что потревожили вас в вашем печальном одиночестве, – к сожалению, это было необходимо, чтобы установить истину, и вы можете быть совершенно уверены, что инспектор Бешу сумеет извлечь из ваших слов все необходимые сведения.

С этими словами он поклонился и вышел. Бешу также отдал девушке поклон и последовал за ним.

Покинув дом, инспектор, который за все это время не проронил ни слова, продолжал хранить молчание – во-первых, в знак протеста против незваного сотрудника, который с каждой минутой раздражал его все сильнее, а во-вторых, желая скрыть растерянность, вызванную этим темным, запутанным делом, в которое Барнетт вмешался более чем нагло.

– Ты прав, Бешу, и я угадываю твои скрытые мысли. В свидетельствах этой девушки есть – прости мне это вульгарное выражение – чем поживиться. Кое-что там одновременно возможно и невозможно, правдоподобно и неправдоподобно. Например, поступки юного д’Алескара кажутся чистым ребячеством. Если несчастный молодой человек добрался до верхушки башни – а мне хочется думать именно так, вопреки твоему невысказанному противоположному убеждению, – то это лишь благодаря невероятному чуду, на которое он так пылко уповал и которое мы с тобой пока не можем себе представить. Ибо проблема заключается в следующем: каким образом этот юноша смог всего за пару часов изобрести способ взобраться на башню, подготовить этот подъем, осуществить его, а затем спуститься и рухнуть наземь после ружейного выстрела… который его не задел?!

И Джим Барнетт задумчиво повторил:

– …ружейного выстрела, который его не задел… Да, Бешу, во всей этой истории есть что-то чудесное…

Вечером Барнетт и Бешу встретились в деревенском кабачке, где поужинали, каждый за своим столиком. И в последующие два дня они виделись лишь там. В остальное время Бешу вел свое расследование, опрашивая свидетелей, тогда как Барнетт бродил по замковому саду или устраивался подальше от террасы на каком-нибудь пригорке и разглядывал оттуда Старый Донжон и Крёзу. А иногда он удил рыбу или просто сидел, мечтательно покуривая. Чтобы разобраться в чуде, нужно не столько искать его следы, сколько стремиться вникнуть в суть. И выяснять, на что именно уповал Жан д’Алескар в подобных обстоятельствах…

На третий день Барнетт отправился в Герэ – притом с видом человека, который заранее знает, что ему там делать и в какую дверь стучаться. А на четвертый день он встретил Бешу, который объявил ему:

– Я закончил свое расследование.

– Я тоже, Бешу, – ответил Барнетт.

– Так что я возвращаюсь в Париж.

– И я тоже, Бешу, так что предлагаю тебе место в моем авто.

– Ладно. Только через сорок пять минут у меня назначена встреча с господином Казевоном.

– Ну, значит, там и увидимся, – сказал Барнетт. – Мне уже порядком надоел этот проныра.

Он расплатился за жилье, направился к замку, прошел через парк и попросил слугу передать Жоржу Казевону свою визитную карточку, на которой написал: «Ассистент инспектора Бешу».

Его провели в просторный, занимавший целое крыло замка холл, украшенный оленьими головами на стенах, богатой коллекцией всевозможного оружия в витринах и почетными дипломами охотника и стрелка. Там-то его и принял Жорж Казевон.

– Инспектор Бешу, которого я имею честь считать своим другом, должен прийти сюда, – сказал Барнетт. – Мы вместе проводили расследование и вместе же уезжаем.

– Так каково же мнение инспектора Бешу? – спросил Жорж Казевон.

– Вполне определенное, месье. Ничто, абсолютно ничто не позволяет квалифицировать это дело иначе, чем прежде. А слухи, которые ходят в округе, лишены всякого основания.