В общем, это надо признать, королю нравится его комедийный талант, и король с удовольствием взялся бы за неё, однако ж дела, столько дел, без комедий в голове пустота. Чтобы как-нибудь спихнуть с себя эту обузу, он просит для начала Миромениля прочитать сей неожиданный труд и доложить ему, как положено, своё мнение, мол, ты, на данный момент и министр юстиции, и канцлер Франции, тебе и книги в руки. Миромениль исправно исполняет свой долг, возвращает рукопись и так и бухает в лоб, что это не иначе как сочинение дьявола.
Король доверяет Мироменилю в такого рода делах, однако на этот раз мсье Миромениль что-то слишком уж резок, придется читать, всё самому, самому, вероятно, ворчит он про себя, ни в каком деле помощников нет. И Людовик ХV1 добросовестно прочитывает комедию от первой прозаической фразы «девятнадцать на двадцать шесть» до завершающего восклицания «а под занавес – куплет», который по весьма непонятным причинам необходимо пропеть не один раз, а два.
Следствия этого чтения нельзя не назвать неожиданными как для автора, так и для самого короля. Король возмущается так, как редко, по слабости темперамента, когда возмущается, ведь спокойнейший, равнодушнейший ко всему человек. А тут, поглядите-ка, он в сильнейшем раздражении швыряет отвратительный манускрипт на свой письменный стол и восклицает во всеуслышанье, точно не верит себе и спешит отрезать себе путь к отступлению, что при его жизни эта мерзость никогда не увидит подмостков.
Несколько придворных, случайно оказавшихся невольными свидетелями столь чрезвычайного происшествия, не в состоянии скрыть изумления, а уж на что обучены скрывать всё, что неугодно знать и видеть монарху: король в раздражении, король швыряет, король возмущен, да полно, уж не болен ли он?
И король разъясняет свой невероятный поступок:
– Этот человек глумится над всем, что должно уважать в государстве. Если быть последовательным, то, чтобы допустить постановку этой пьесы, нужно разрушить Бастилию.
Глава семнадцатая
Неудачный визит
Трудно установить, обладает ли французский король Людовик ХV1 безупречным эстетическим вкусом, поскольку всем высоким искусствам он предпочитает искусство вытачивать на своем станочке разного рода детальки и собирать из них разного рода замки для письменных столов, секретеров и потайных дверей. Однако можно с уверенностью сказать, что его политическое чутье, окончательно сбитое с толку долгожданным рожденьем наследника, и на этот раз чрезвычайно и не к месту подводит его. В его руках вовсе не бомба, заложенная под фундамент его королевства, а всего-навсего веселая сатира на громоздящиеся в нем беспорядки.
Автор глумится? Конечно, глумится! Только под впечатлением такого глумленья французскому королю следовало бы поглубже задуматься над серьезным вопросом о том, всё ли содеянное под управлением его отца и его самого заслуживает уважения в его уже довольно потрепанном королевстве. Королю не мешает также понять, что никакие комедии, никакие сатиры, тем более никакие жалкого достоинства повести откровенно посредственных авторов с громадным и больным самомнением, мнящих себя не иначе, как потрясателями основ, никаких основ не потрясают и никакими бомбами не являются, причем не являются бомбами по природе своей, иначе под взрывами бессчетного количества комедий, сатир и повестей с направлений на этой земле давным-давно дымились бы только развалины. Хуже того, французскому королю не хватает ума догадаться, что именно запрещение этой веселой комедии может превратиться в мощную бомбу, которую он сам закладывает под фундамент своего королевства, поскольку не сама комедия, а именно её запрещение способно подвигнуть уже и без того понемногу забурлившее население на открытое недовольство, возможно, даже на бунт.
Нечего говорить, что Пьер Огюстен ошарашен столь неожиданным заявлением. Какие бомбы?! Какое глумленье?! Сам он в своей комедии никакого глумленья, никакой бомбы не видит, о взрыве не думает, на Бастилию не покушается, не потрясает основ. Боже мой, да ведь он монархист, монархист в духе английской конституционной монархии! Он всего лишь настраивает общество и стремится побудить самого короля как можно скорей приняться за спасительные реформы. Собственно, король должен быть благодарен ему за его откровенность, за то, что он указывает ему на гнойные язвы, которые требуют незамедлительной операции. А вместо благодарности что?