Превратности судьбы, или Полная самых фантастических приключений жизнь великолепного Пьера Огюстена Карона де Бомарше

Разумеется, он вновь закручивает до предела пружину сюжета. Он прибегает к секретным шкатулкам и письмам любовников, писаных кровью. Он нагромождает измены и вводит внебрачных детей. Его герои раскаиваются и негодуют, страдают от ревности и жажды мести. И все эти страсти кипят и клубятся уже не вокруг женитьбы графа на сироте или слуги на служанке, как в его знаменитых комедиях. То золотое время прошло. Пружиной всей европейской жизни становятся деньги. Отныне наследство становится единственной вселенной для всех этих Растиньяков и Рюбампре. Пьер Огюстен угадывает это с присущей ему прозорливостью. Бежарс не влюблен, как были влюблены Альмавива и Фигаро. Бежарс всего-навсего охотится за богатым наследством.

Это куда более жгучая тема, чем все предыдущие. Охота за состоянием уже началась. Не только депутаты Учредительного собрания, но разного рода спекулянты и аферисты под звуки речей о чести, справедливости и благе отечества растаскивают так называемые национальные имущества, то есть объявленные государственной собственностью имущества эмигрантов и церкви.

Кажется, ему мало столь прямого указания на текущую современность. Он делает больше. Правда, как и прежде ему не удается сделать французами Альмавиву и Фигаро. Это слишком опасно. Тогда он их переселяет в Париж. В революционный Париж. В те самые дни, когда пьесу разыграют на сцене. Он там и тут рассыпает язвительные приметы головокружительных и подчас смешных перемен. Альмавива запрещает именовать его вашим сиятельством. Издевательства занимают место прежних острот. У него теперь говорят о стране, где всё перевернулось вверх дном, и о тех дураках, которые торжествуют, пока что ещё ничего не достигнув. В речах его персонажей ровно столько напыщенной, явно безвкусной риторики, сколько её льется с трибуны учредительного собрания, с газетных листов, в речах уличных агитаторов и террористов Якобинского клуба. Под видом семейной драмы, будто невинной, он дразнит новые власти, едва ли не понимая, что играет с огнем.

Глава восьмая

Отечество в опасности

Он отдает её Французской комедии. Она вызывает восторг. Актеры готовятся к репетициям, вероятно, уже предвкушая, с каким восторгом будут приниматься горячие реплики. Остановка за малым. Пайщики, как и в прежние времена, не желают оплачивать авторский труд. При старом режиме Пьер Огюстен создал литературное общество, которое приструнило театры и вынудило их делиться доходами с драматургами. Теперь он идет дальше. У него имеются знакомые депутаты. Его энергия их заряжает. Они отстаивают законопроект в комитетах, поднимаются на трибуну с речами, которые составлены им, и Учредительное собрание принимает декрет о защите авторских прав.

Пайщики Французской комедии не сдаются. Он забирает «Преступную мать», подбирает несколько молодых актеров в Итальянском театре, приобретает для них ветхое театральное здание на улице Кюльтюр-Сент-Катрин, организует ремонт, дает деньги на декорации и костюмы. Так создается труппа театра Марэ. Понятно, что она первым делом принимает к постановке «Преступную мать» и начинает её репетировать.

Тем временем Пьер Огюстен не покладая рук трудится над новым проектом. Прошлогоднее торжество по случаю Дня федерации, то есть того дня, когда пала Бастилия, не только приводит в восторг, но и дает серьезный толчок вдохновению. Торжество представляется ему все-таки слабоватым. Не соответствует, так сказать, размаху и смыслу события. Торжество 1791 года надлежит поставить на более широкую ногу. Алтарь отечества? Сооружение ничтожное, жалкое. На его месте посредине Марсова поля он предлагает воздвигнуть гигантский монумент, который олицетворит Богиню свободы, по меньшей мере в двести метров высотой. И так далее. В качестве финансиста и коммерсанта он делает расчеты и составляет надлежащую смету:

«Посреди гигантской круглой арены, на квадратном возвышении в 210 футов по фасаду я воздвигаю триумфальную колонну высотой в 148 футов, к основанию которой ведет лестница в сорок ступеней, образующих квадрат со сторонами в 120 футов. В четырех углах эстрады устроены помещения кордегардий, которые, будучи связаны между собой подземными переходами, могут служить во время празднеств для размещения национальных гвардейцев, общим числом до семи или восьми тысяч человек…»

Очень, разумеется, хорошо. Строительство самого здания вместе с работами землекопов, плотников, столяров и слесарей всего-навсего в два с половиной миллиона парижских ливров. Затем всё это великолепие для пущего блеска надлежит отделать бронзой и мрамором, Без бронзы и мрамора, конечно, нельзя. Прикиньте ещё полтора миллиона. Общий итог: четыре миллиона пятьдесят тысяч парижских ливров.