Президент планеты

Дождавшись момента в композиции, когда нужно играть лишь одной рукой, Дарвин достал из кармана солнцезащитные очки и надел их. Панаму он опустил ниже, чтобы никто из присутствующих его не узнал. Он похудел настолько, что и сам не узнавал себя в отражении, однако следовало быть осторожным, чтобы информация о нём не попала в руки коалиции тхари.

Кажется, окружающие не обращали внимания на ужасное звучание динамиков. Никто из них не слышал, как звучит настоящий рояль, даже не видел дорогого синтезатора, поэтому помехи и неровное распределение частот оставались незамеченными. Для них это был совершенно точный аналог фортепиано.

К их группе из одних бездомных стали подтягиваться прохожие с улицы. Сначала это были проститутки в коротких шортах и юбках. У каждой на локте висела сумочка, по которой легко можно было определить род деятельности. Все они носили туфли с высоким или средним каблуком, из-за чего передвигались своей исключительной уставшей походкой. Они нечасто обитали в районе эстакады: здесь трудно было поймать клиента. Большинство заказов они принимали по телефону, и в этом случае за ними либо приезжал дрон, либо они садились на поезд и самостоятельно добирались до пункта назначения.

Глядя на это, Дарвин гадал, неужели у проституток есть своя социальная сеть, вроде «Пангеи» или «Грайдхауса». Только они там не читают рэп в маске Гая Фокса, как он, а выкладывают свои фотографии с самыми неожиданными позами и ракурсами, а также рассказывают, насколько приятными собеседницами они могут быть.

Следом стали подтягиваться и панки из числа местных жителей. Это была безобидная молодёжь, большую часть времени проводящая, либо слоняясь по городу, либо сидя на ступеньках торгового центра.

«Вот эти точно смогут определить плохое звучание синтезатора», – подумал Дарвин. Он много раз видел, как они упивались до потери сознания и последним всегда оставался тот, кто играл на гитаре.

Однако и эти не подали вида. Они смешались с бездомными и проститутками, молча взирали на игру Дарвина и не говорили ни слова. Кажется, присутствующие ни разу в жизни не слушали классическую музыку. Было что-то неуловимо грустное в этих мелодиях, она их заворожила. Ещё бы – им не приходилось играть их сотню раз за день вплоть до тошноты.

Вид у людей вокруг был такой, словно они и вовсе впервые слышат музыку. Однажды Дарвину довелось сыграть на концерте, где из зрителей были только жители посёлка. Тот концерт прошёл ужасно, музыканты так и не научились играть совместно. Каждый из них старался перетащить внимание на себя, в том числе и Дарвин. Зрители же ничего не заметили: они были довольны выступлением и громко аплодировали. Тогда он и понял, что, как профессионал, замечает те ошибки, которые не видят люди, далёкие от музыки. И если для него что-то звучит ужасно, то для рядового слушателя часто бывает, наоборот, превосходно.

Сегодня Дарвин видел те же лица, что и на концерте в тот раз: задумчивые, отстранённые, люди даже не двигались, чтобы не разрушить магию представления. Если на них оказывала влияние композиция, которую Дарвин играл в этот момент, то ему самому больше удовольствия доставлял процесс игры. Теперь, после трёхнедельного перерыва, он уже не ненавидел Шопена, Бетховена и прочих «задротов», как он их называл. Сейчас он воспринимал их сонеты и этюды как вполне неплохую музыку. Не чета, конечно, Томми Балькуде и остальным современным рэперам, но тоже ничего. Больше всего ему доставляло удовольствие нажимать на клавиши и извлекать звуки.

Вскоре его музыка стала привлекать совсем необычных слушателей. Одновременно с двух сторон подошли две группы: в одной было четыре парня из «Бон Месси» в их обыкновенных синих джинсах, покрытых татуировками на всех видимых частях тела, в другой – трое полицейских из патруля. Они встали рядом с остальными, смешались с толпой и даже перевели рацию в режим наушника.

С этого момента Дарвин играл, только опустив голову вниз, чтобы даже у самого наблюдательного человека не появилось подозрений. Чтобы ни у кого не возникла мысль, что музыкант за синтезатором кого-то напоминает. Прекратить играть он не мог: слишком большое воздействие оказывала музыка на окружающих. Они словно находились под гипнозом, и если разрушить эти чары, смешавшаяся толпа устроит потасовку. Столкновения происходили каждый раз, где появлялись в одном месте полицейские и проститутки с бездомными.

Из ниоткуда появился Руди. Он разместил недалеко от Дарвина деревянный постамент с браслетом-часами. Что это означало, Дарвин понял в следующий момент, когда один из панков подошёл к нему и тронул часы своими часами. Это было пожертвование музыканту. Следом за панком двинулись остальные, они прикладывали к часам на постаменте свои телефоны, медальоны, тыльную сторону ладони. Все вещи, где находился банковский чип.

«Нет», – махал головой Дарвин. Ему не нужны были эти деньги. Если бы он и принял их, то не от посторонних людей, а от тех, кому доверял и с кем дружил.