Вечером надзиратели возвращались и по порядку применяли к нему все виды пыток из своего списка. Сначала клали ему на лицо тряпку и поливали водой из канистры для симуляции утопления, в этот момент Иршад держал его голову, и иногда Андрес плечом или локтём чувствовал, как напрягается у того в районе промежностей. Садист-надзиратель испытывал эрекцию от причинения боли и неудобств. Когда Андрес терял сознание от удушения или избиений, Иршад наверняка кончал в трусы от наслаждения.
Следом приходила Сумая – тридцатилетняя женщина, находившаяся в заточении с шестнадцати лет. У неё были чёрные зубы и ужасное, зловонное дыхание. Во время охоты на ведьм её сожгли бы на костре за абсолютное уродство, ненависть к людям и отвратительный ехидный смех. У Сумаи были жирные волосы, никогда не видавшие мыла и расчёски, а от одежды настолько несло потом, что даже москиты не решались к ней подлетать. Она выполняла пункты из списка под названием «сексуальное унижение» и «принуждение к половому акту».
В Андреса стреляли из полицейского тазера. В момент, когда два электрода выстреливали из картриджа и вонзались в тело, мышцы сводило судорогой от электрических разрядов. В эти моменты Андрес лишался возможности мыслить, он лишь кричал, как дикий зверь, и молил, чтобы это прекратилось. Тело напрягалось против его воли, и казалось, что позвоночник вот-вот сломается.
В таком темпе Андрес начал сходить с ума. Он чувствовал, как деградирует до уровня земноводного.
Помимо пыток надзирателей была ещё одна – пытка собственным телом. Это был порез на лодыжке, который ему случайно нанёс Иршад острой застёжкой на ремне. Рана начала распухать, посинела и с каждым днём болела всё сильнее. Заражение набирало обороты. Без необходимого лечения он мог лишиться ноги, а если затянуть, то и жизни. Ни Иршад, ни Надир не обращали на это внимания, сколько бы он ни умолял привести к нему доктора.
Однажды ночью Андрес заснул раньше обычного, несмотря на оглушительную музыку и свет, бьющий в глаза сквозь веки. Он проснулся за час до утренних процедур и заплакал. Его тело трясло от холода, болели синяки, а нога раздулась до невозможных размеров. Он чувствовал, что ампутация теперь – единственный вариант. Пытки оказались эффективными, и двадцатичетырёхлетний парень наконец сломался.
В семь тридцать вошёл Иршад, как обычно довольный превосходным утром. Завтраком ему служило избиение Андреса.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он на ужасном английском.
– Я готов всё подписать, – ответил Андрес.
– Тебя плохо слышно. Ты сказал, что хочешь на утренние процедуры?
– Я подпишу всё, что захотите, – повторил он.
– Это хорошо, – похвалил его Иршад. – В таком грязном месте надо умываться.
Со звериным оскалом надзиратель потащил его в душевую, схватил его волосы на затылке и погрузил в таз с холодной водой. Это продлилось дольше, чем Андрес мог задержать дыхание, и, по ощущениям, он набрал полные лёгкие воды. Он тут же потерял сознание, а очнулся лёжа на полу. Иршад стоял над ним с видом самого счастливого человека на свете.
Через четверть часа к Андресу пришло полдюжины надзирателей. Его умыли, постригли, побрили, одели в приличную одежду и отвели в кабинет начальника тюрьмы. Старый марокканец приказал остальным убираться и остался с Андресом наедине. Зафар Алики, «директор этого заведения», нисколько не боялся Андреса. В этом состоянии Андрес не мог представлять угрозу ни для кого. Вся сила ушла из него вместе с литрами воды, прошедшими через лёгкие, и с ужасными кошмарами.
Не говоря ни слова, Зафар достал из ящика стола косметичку и принялся приводить лицо парня в порядок. Он делал это очень неловко. Видно было, что с тональным кремом он обращается впервые в жизни, а пудру размазал по всей коже, словно имел дело с клоуном.
Кабинет у начальника оказался неожиданно тесный: даже меньше, чем камера, где держали Андреса последние дни. У дальней стены располагались полки с профессиональной литературой, среди которой стояло четыре фотографии с детьми. На стене висел деревянный пропеллер. Помимо массивного рабочего стола, здесь находился маленький столик с двумя стульями, на котором стояла бутылка коньяка и тарелка с фруктами. Толстые шторы защищали окно от прямых солнечных лучей.
Судя по внутренней обстановке, можно было предположить, что это обыкновенный офис в любом бизнес-центре. На столе стоял светильник и ноутбук старой модели от «Делл». У выхода перед дверью находился календарь. В городе таким помещением невозможно было бы удивить, однако в тюрьме это был островок цивилизации посреди Средневековья.
Из угла рядом с окном на Андреса смотрела видеокамера на треноге. Такими снимают сериалы.
– Покажите, где поставить подпись, и я это сделаю, – сказал Андрес. Он произнёс всё тихо и испугался, что его не услышали.
– Вот это да, – удивился Зафар. – Сперва я подумал, кого это парни привели, я же приказывал доставить нашего звёздного сынка. А это ты и есть, даже удивительно, как могут внешне меняться люди за такой маленький срок.