– Было такое, но я сломал палец одному из них. Они узнали, что я был телохранителем генерала Сераджа в Индии, а здесь все либо воевали на противоположной стороне, либо поддерживали её. Они решили утопить меня в моче. Они не ходят в туалет во дворе, они идут на второй этаж и мочатся в неработающую канализацию. Все их отходы льются ко мне, а если я пытаюсь заткнуть дырку пробкой, они выталкивают её обратно с помощью деревянного прута.
– Как же ты спишь?
– Медитирую сначала, а потом ложусь. Сейчас три четверти пола покрыты лужами с мочой, и её уровень может подняться до уровня щиколотки, прежде чем начнёт сливаться. Я всерьёз подумываю подняться наверх, когда услышу очередного туалетного воина, и вставить его член ему же в задницу.
– Сам же говорил, нельзя, – ответил Андрес. – Их много, а ты один. Если они объединятся, тебе придётся туго. Нам нужно сбежать из этого места.
– Не получится, – ответил Хи.
– Почему?
– Это не боевик. Невозможно просто взять оружие, перестрелять всех стражников, отключить охранных дронов и выйти. Даже будь у нас целый арсенал, мы бы не пробились к выходу. За нами тут постоянно следят.
– Используем хитрость, – сказал Андрес. – Пробурим стену или прокопаем тоннель под землёй. Подкупим охрану…
– …залезем в мешки для трупов и подождём, пока нас выбросят в море, – закончил за него Хи. – Забудь об этом. Наш единственный шанс – подать весточку за пределы тюрьмы, чтобы твоя мать узнала, где ты. Как только Елизавета узнает, что её сын сидит в тюрьме, от этого места не останется и воспоминания.
Во время их разговора на дороге за стеной послышался шум автобусных покрышек, гремящих по дорожному щебню. Заключённые без дел отправились посмотреть, кого к ним привезли. Андрес поймал себя на мысли, что хочет увидеть знакомое лицо. Может быть, мамы или Лилии. Он не хотел, чтобы кого-то из членов его семьи привезли сюда как ещё одного заключённого, однако какая-то его эгоистичная часть давала о себе знать. Он не хотел быть здесь в одиночестве, и, сколько бы он ни пытался задушить этот предательский голосок, тот не замолкал.
Ворота с глухим стуком начали открываться, к этому моменту возле решётки собралась толпа. Здесь было не так много развлечений, чтобы пропускать приезжающие автобусы.
Ворота открылись нараспашку, и между створками появилось недовольное лицо Ммуо. Его зубы снова были ровными и белыми, как на любой рекламе зубной пасты, а нос прямой как стрела. Можно было подумать, что это очередная голограмма. На его безгубом лице читалось такое недовольство, какое редко встретишь у хладнокровного человека.
В один момент он пересёкся взглядом с Андресом и не проявил никакого интереса к нему. Даже нагота его не удивила.
– Это надзиратель, которым меня пугали, – сказал Андрес. – И он какой-то другой.
– Точно тот? – спросил Хи. – Мне казалось, он был выше.
За неделю, проведённую в городе, рост Ммуо будто уменьшился. Даже его вес ушёл. Казалось, он переболел лейкемией, а не сращивал кости лица. Его вели без цепей, как свободного человека, в награду за его отважную службу в тюрьме.
– Может, его избили в больнице, как ты думаешь? – спросил Андрес.
– Тогда он был бы зол, а не подавлен. Я знаю, что с ним случилось.
В удивлении Андрес посмотрел на Хи, словно тот признался, будто он телепат и умеет читать мысли людей с помощью зрительного контакта.
– Целую неделю Ммуо жил за пределами тюрьмы, возможно, лежал в больнице рядом с нормальными пациентами, не преступниками. Почувствовал вкус свободы, а теперь его возвращают обратно. До этой поездки он был надзирателем, а надзиратель выше обычных заключённых, это почти свободный человек. Он был королём. Теперь же он узнал, кто по-настоящему свободен, и почувствовал, что он точно такой же заключённый, как и все остальные. Раньше его устраивала роль короля в навозной куче, теперь нет. Полагаю, он выбрал бы стать ничтожеством на свободе, чем иметь авторитет здесь.
Другие надзиратели заметили изменения в своём товарище и сопроводили его в камеру. Всю ночь и весь следующий день Андрес чувствовал себя в безопасности. Он никому не был нужен.
Вечером восьмого дня появился Ммуо. Целые сутки просидев у себя в камере, он вышел наружу в полном облачении. Сел на трибуну на холме и долго смотрел на марокканские поля.
– Сегодня ночью он покончит с собой, – сказал Хи. – Я уже видел этот взгляд. Это выражение лица можно увидеть только у человека, уверенного в том, что впереди не ждёт ничего хорошего.
– Ты в этом уверен? – спросил Андрес. Они стояли у подножия холма и смотрели на спину Ммуо. Его фуражка лежала на скамейке рядом с ним, а лысая голова блестела в лучах заходящего солнца. Широкая спина Ммуо поникла под тяжестью тоски.
– Посмотри на его одежду. Она идеально чистая. Носки подняты на одинаковое расстояние. Ботинки отполированы до блеска. Свисток лежит в кармане, а не висит на шее. Он хочет, чтобы его нашли опрятным. Если завтра утром он выйдет из своей камеры живым, я перестану бриться до конца своей жизни.
– Как-то это грустно. Может, нам стоит что-нибудь сделать?