Через весь двор он отправился в её сторону. Вопреки словам Хи, никому не было до Андреса дела, на него бросали пустые взгляды без излишнего любопытства. У девушки были болезненно тонкие ноги, сведённые вместе. Видно было, что она никогда на них не стояла и передвигалась с помощью кресла с того момента, когда её руки окрепли достаточно, чтобы им управлять. Она посмотрела на него снизу вверх, и в её глазах Андрес увидел то же удивление, какое вызвал её цвет кожи у него.
У неё был кривой розовый шрам, проходящий через всё лицо. Он начинался у левого виска, проходил возле носа, рассекал губы и заканчивался на подбородке. Чёрные волосы она подвязала в два хвоста. Голубые глаза смотрели на него с удивлением и интересом, какой можно встретить у человека на необитаемом острове, вдруг увидевшего там другого человека. Несмотря на ужасную худобу, граничащую с анорексией, у неё на лице не было тени смирения с судьбой, которая присутствовала во всех заключённых. Тюрьма её не сломила.
Из одежды на ней были старые джинсы, слишком длинные для её ног и протёртые в нескольких местах, а также фланелевая рубашка, не подходящая по размеру. Кажется, и то и другое раньше носил человек, по комплекции схожий с Кахтаном. Ступни закрывали самодельные бахилы.
– Ражуло абид? – спросила она. – Мин алгхариби эл орака хуна.
– Я не понимаю арабского, – ответил Андрес.
– Что это за язык? – спросила девушка с таким акцентом, от которого у Андреса голова задёргалась. Для него английский не был родным, но стал основным за годы использования. Слышать подобный говор было нелегко. – Я говорю на восемнадцати языках, и когда слышу собеседника, то могу ему ответить, но не сразу понимаю, что это за язык.
– Мы сейчас говорим на английском, это второй язык в Марокко. Третьим и четвёртым идут французский и испанский.
– Как приятно говорить на других языках. Ты не представляешь, какая это тоска – знать какой-то язык и никогда им не пользоваться. Несколько лет назад я выучила латынь, но никто не сказал мне, что это мёртвый язык и никто на нём больше не говорит. И теперь я мечтаю о простом диалоге на латыни. Кстати, можно тебя спросить?
– О чём? – спросил Андрес.
– Почему ты голый?
За пять дней, проведённых в полной наготе, Андрес перестал её замечать. Он опустил взгляд вниз и увидел собственный член, болтающийся между ног. Неожиданно ему стало стыдно за свой внешний вид, и он прикрылся обеими руками.
– Не думай, что я один из этих дрочил, что получают удовольствие от показа своих промежностей. Охрана запрещает мне одеваться, это один из видов психологического воздействия.
– Это не самое странное, что случалось в этом месте, – без тени смущения прокомментировала девушка.
– Сколько тебе лет? – спросил Андрес. Ему много раз говорили, что спрашивать у женщин возраст – признак дурного тона, а он всегда игнорировал это правило. На его взгляд, намного проще спросить возраст напрямую, чем лезть в интернет, искать собеседника в социальных сетях и там узнавать возраст.
– Меня зовут Арлетт, – ответила она так, словно находилась на уроке. – Мне двадцать два года.
– А я Андрес, двадцать четыре, – представился он и хотел было протянуть руку, но передумал. Краем глаза он заметил недовольное выражение на лице Хи. – Ты говоришь на восемнадцати языках? Я знаю всего два. С половиной.
– Конечно, у меня же полно времени, а занятий мало. Я бы поиграла в волейбол с остальными, но, как ты мог заметить, у меня руки коротковаты для подачи.
– Давно ты здесь находишься?
– Ты совсем не знаешь приличий, мистер? – ехидно спросила Арлетт. – Такое спрашивают только у друзей или ждут, пока человек сам расскажет. Это же элементарный этикет. Тебя словно не воспитывали.
– Между прочим, у меня была няня, и она учила меня всему. Как правильно одеваться, сидеть за столом, как представляться и подавать ли первым руку людям разных национальностей. Мама учила меня ведению бизнеса, а отец – тому, как вырастить в себе командирские навыки. Никому из них даже в голову не пришло, что меня могут отправить в тюрьму. И вот я здесь. Никому не навредил, ничего не нарушил, одно моё существование не даёт некоторым людям усидеть на месте.
– Так тебя тоже привезли сюда незаслуженно? Только не говори, что твоя мама пыталась кого-то шантажировать.
– Меня привезли сюда, чтобы сломить мой дух, – печально ответил Андрес. – У них неплохо выходит, но я не теряю надежды. А ты? Расскажи свою историю.
– Меня привезли сюда в младенчестве, – с воодушевлением начала Арлетт. Так рассказывают забавные истории, а не тёмные периоды жизни. По её интонации казалось, что скоро наступит кульминация, из-за которой надо будет посмеяться. – Моя мама забеременела от Вильгельма Нормандена, это известный бизнесмен. Она пришла к нему попросить удочерить меня, а он сказал, что у него уже есть семья и жена не примет в дом ребёнка со стороны. Даже наоборот, разозлится, что такой ребёнок существует. Мама начала настаивать, угрожала ему, пыталась шантажировать. А на следующий день нас привезли сюда.