Прямое попадание

Но не зря же девчата так старательно готовились к этой встрече, чтобы не выдержать марку до конца, не такими уж они были дурехами, чтобы вот так, сразу же, как только летчики вошли, и показать им, что они тут от них без ума и памяти. Поэтому-то с превеликим трудом и явным неудовольствием, что ей помещали, да еще на самом интересном месте, захлопнула книгу та же Вероника. Потом, поглядев на дверь, вскрикнула с таким простодушным удивлением, что сбила с толку даже видавшую виды Глафиру:

— Ой, да тут, оказывается, мужчины, девочки, — и, суматошно вскочив с койки, начала поспешно оправлять на себе гимнастерку с юбкой и одновременно взбивать локоны на висках, хотя локоны у нее и без того вились не хуже, чем бы они могли виться после столичной парикмахерской.

Раечка же Воронкова, восприняв это восклицание Вероники как сигнал в молчанку больше не играть, в тот же миг с испугом отпрянула от зеркала, будто увидела там самого дьявола, и с распущенными волосами, кинувшими тень чуть ли не на полземлянки, метнулась за брезентовую занавеску в углу, за которой стояли ведра с водой, бак для стирки белья и умывальник на шесть рожков, и загремела там ими так оглушительно, что можно было подумать, что это по железным бочкам сам черт пошел. Тихоня же Сонина, наоборот, не вскрикнула, как Вероника, и никуда не метнулась, и не загремела ведрами, как эта взбалмошная Раечка. Сенина только еще больше округлила свои и без того большие круглые глаза на своем лунообразном лице, и опять с усердием лизнула палец, и попробовала, не слишком ли все-таки утюг горяч. Потом, сообразив, что утюг-то холодный и держать его в руках вовсе не было надобности, решила поставить его обратно на тумбочку. Но слишком поспешила — и утюг свалился на пол, загремев не тише, чем до этого гремела ведрами Раечка.

И тут, под этот грохот, чтобы, верно, положить конец этой художественной самодеятельности, так блестяще начатой кокетливой Вероникой и так вдруг бездарно испорченной этой неуклюжей Сониной, на сцену выступила Глафира. Не меняя позы, все так же сидя на своем месте невозмутимо прямо и неподвижно, будто на официальном приеме, она приказала этой растеряхе Сониной намеренно таким тоном, чтобы у вошедших не осталось никаких сомнений, кто тут у кого ходит под рукой и с кем им как надо себя держать:

— Поставь утюг на место, Сонина, не то землянку спалишь.

И вошедшие это, конечно, поняли и заулыбались еще шире, а один из них, выступив вперед и быстро, раньше Сониной, подхватив с полу этот вызвавший недовольство Глафиры утюг, заявил громовым голосом:

— Насчет пожара не извольте беспокоиться, товарищ сержант, погасим. Затем и прилетели, чтобы гасить. У нас ведь так: р-раз и готово, искорки не останется, только пепел, — и с этими словами он осторожно, будто утюг и в самом деле мог стать причиной пожара, поставил его на тумбочку.

Этим невольным заступником тихони Сониной оказался рослый, буквально под потолок, лейтенант с широким подвижным лицом и яростно веселыми, никогда, видно, не знающими покоя глазами.

Тихоня Сонина похмельно обомлела — она узнала в этом здоровяке как раз того, на ком вчера остановила выбор. Здоровяк тоже безошибочно почувствовал в Сониной ту, которую ему было надо увидеть среди стольких девчат на аэродроме, и, хотя тут же постарался особенно не глядеть в ее сторону, начал поглядывать только на одну Глафиру, какая-то по-новому довольная улыбка, что появилась на его лице, все же предназначалась отныне именно ей, этой Сониной, а не кому-нибудь другому. И все в землянке это сразу поняли и с облегчением перевели дух — первые «смотрины», несмотря на историю с утюгом, обошлись как нельзя лучше.

Осталась довольна и Глафира, здоровяк ей тоже понравился: и Сенину выручил, и с нею обошелся почтительно, хотя и старше ее по званию, и, улыбнувшись ему той улыбкой, какая появлялась у нее на лице лишь в исключительных случаях, проговорила опять голосом самой разлюбезной хозяйки:

— Это хорошо, что вы теперь будете на нашем аэродроме, товарищ лейтенант. А то у нас больно уж тихо и скучно.

— Ну, теперь будет и не тихо и не скучно, — заверил ее здоровяк, по-прежнему веселясь глазами. — Теперь впору будет уши затыкать. И скучать не придется, потому что и немцы теперь постараются сюда наведываться. Не беспокоили эти дни?

— Бог миловал, — благодушно ответила Глафира, потом, спохватившись, добавила, привстав с табурета — Что же вы стоите у порога, товарищи? В ногах правды нет. Проходите и садитесь, места всем хватит.