— Брай, ты ещё не окрепла для того, чтобы я мог позволить себе не игнорировать твой ответ, — я усмехаюсь ему в шею, понимая, что согласна с ним, и мне просто хорошо быть рядом, но он продолжил, — но это не значит, что я не могу наполнить тебя своей магией, птенчик… Тебе это будет даже полезно… — очерчивает горячую линию носом от мочки уха и ниже до яремной вены, пуская по моему телу дрожь. В артериях гонгом бьётся пульс, вторя встрепенувшемуся сердцу. Чувствую спрашивающее касание его шлейфа, чей обладатель замер, ожидая моего ответа и позволения, прижавшись к моему животу и опаляя шею спокойным дыханием. Магия трогает мой барьер, и я его снимаю. Полностью…
Обнажаю душу…
— Ты мое будущее, Даст, — шепчу ему, хоть и не в первый раз, но все равно чувствуя, как он почти благоговейно выдыхает, немного отстраняясь и заглядывая в глаза.
— Птенчик… — на скулах знакомый румянец и уверенный взгляд, полнящийся огнем, — а ты – моё, Брай…
Внутрь вливается его горячая магия, заполняя грудную клетку, погрузив в нее душу, и я словно бы уже не здесь… Чувствую лишь лёгкое дуновение ветра на лице, промедление монстра рядом, который что-то сделал, а после утянул меня за собой на землю. Мягко… Чувствую шерстяное одеяло на мху и тело Даста практически на себе. Его руки, скользящие по расплавленному им телу, и снова так жарко, словно меня всю напекло летним зноем, до самого скрытого уголка сознания… Как если бы внутри меня вздымались огромные, клубящиеся шапки потрясающих кучевых облаков перед грозой…
В этот раз я чувствовала и видела куда больше: Даст был аккуратен, памятуя о том, что в прошлый раз перестарался, а потому я могла насладиться его алой бирюзой гетерохромных глаз, что буравили меня с пристальным, почти жадным вниманием, касанием его рук, забравшихся под одежду… И выражением его лица, когда я не остаюсь в долгу, и моя магия оказывается на подступах к его душе.
— Птенчик, ты… куда сильнее, чем кажешься на первый взгляд, — тянет он изумлённо, опаляя восхищением во взгляде, от которого все внутри скручивает от удовольствия и теплеет тяжестью под диафрагмой.
— Ты всё равно всегда был и будешь сильнее меня, — шепчу в ответ, оплетая его душу сатиновой мягкостью своей души, наполняя его собой до краев, словно течение реки, прорвавшее плотину вдруг замедляет бег, мягко обволакивая собой встреченный остров, полный жизни. Даст чувствует это и выпрямляется в спине, чуть вздрагивая.
— Брай…
Он нагибается, чтобы поцеловать и… Монстр ещё никогда не делал это настолько сумасшедше страстно… Сминая губы тропическим штормом необузданной, первозданной дикости и пыла. Врываясь языком в мой раскрытый рот, отвечающий так же азартно… Я старалась вложить в свои действия всю себя. Всё то, что осмыслила за перевернувшуюся жизнь, что перенесла и о чем думала и, в то же время, не смела даже мечтать. Его руки беспорядочно скользили по коже, сминая ее сильными пальцами под одеждой, останавливаясь на самой границе боли и деликатно обходя ещё не сошедшие от передряг гематомы, словно помнил расположение каждой наизусть. Кажется, мы не сможем сдержаться… Я не хочу…
Я слишком люблю тебя, Даст…
Толкаю его своей магией, требовательно, сжимая чужую душу, от чего монстр переворачивается на спину с тихим стоном, а я занимаю положение сверху, глядя затуманенно, на миг отстраняясь, чтобы увидеть в его глазах смешавшийся темный пурпур полыхающей страсти, мглистое зарево которой течет дымом нашего помешательства… Истинная любовь… Которая не сломалась под натиском смерти.
— Что же ты творишь, я не смогу сдержаться, — хрипло, утверждает, смеривая притворно высокомерным взглядом, держась за мои бедра руками и ворочаясь внутри меня теплым шлейфом, закручивая его вокруг утонувшей в нем души, принося немыслимое удовольствие любым случайным и не очень движением, пристально наблюдая за реакцией на свои якобы неосторожные действия. Заставляя меня ёрзать на нем, тяжело вдыхать воздух и чувствовать его горячеющее напряжение, запутавшееся в ткани подо мной.
— Так не сдерживайся, — шепчу в ответ, словно в тот раз у костра, когда мы подначивали друг друга… И тоже переворачиваю в нем свой шлейф, окрепший от восстановленной связи, задевая нежные точки где-то под ребрами, чье свечение стало видно сквозь полосатую грудную клетку под потрепанной курткой…
Мерцание его жизни – как координаты моего направления… Ее ритм – как мой собственный пульс… Ее цвет — как венозная кровь в яремной вене в плену нежной шеи…
И он чувствует мои эмоции, как свои, через эту переплетшуюся связь двух предначертанных связью существ. Откликаясь во мне собственным спектром эмоций, что были и похожи, и отличны, одномоментно давая острые вспышки страсти и нежности, зависимости и собственничества, ласки и властности… Контрастов, подобных ливню в день весеннего солнцестояния и не закрытого оловом туч небесного купола, льющего на пустошь потоки свежести.