Пряничный домик в черном городе (СИ)

Всколыхнулись позабытые чувства единения с Дастом, наша общность сознания в такие моменты, его уверенность и почти безграничная сила, моя слабость перед ним и желание подчиниться… Его нежность, словно обвивающая властную составляющую, что давало потрясающий спектр ощущений… Биение его жизни в унисон с моей, что он так бережно подлатывал собой. Эмоции, что он испытывал все это время разлуки — не слишком долгой, но от этого не менее страшной и ужасающей. Эта мощная агония боли от потери… Отчаяние… Страх на грани с безумием… Злость на весь мир и обстоятельства… Надежда… Печаль… Любовь… И снова страх, когда возвращал к жизни… Ужасный, ни с чем не сравнимый ледяной ужас, скрытый за маской агрессии. И облегчение, когда я шагнула к нему обратно из-за границы смерти. Его обида, но не на меня, а на… Кросса… Друзей, за то, что чуть не уберегли и не сломали окончательно. Страх потерять опять. Не отпускать никогда и ни при каких обстоятельствах, перемешавшись с моим обоюдным желанием никогда не терять его из виду. Не позволять отойти… Не отпускать и держаться за него. И любить… Бесконечно сильно и преданно любить, вопреки покушениям обстоятельств на наши хрупкие в сравнении с ними жизни. И он это тоже чувствует. Льнет сильнее, крепче, желаннее, но как можно нежнее, обволакивая своим шлейфом мою магию, давая собой надежную опору…

Он — мой стержень, заменивший сломанный.

Наша связь была восстановлена…

Устало прикрываю глаза и улыбаюсь, чувствуя такое непривычное облегчение из-за исчезнувшей боли, что терзала меня все это время, мучила и не давала нормально смотреть на этот мир. Мешала дышать… Убивала желание жить и бороться, хотя я все для этого делала, пытаясь удержаться на грани.

— Спасибо, птенчик, — шепчет монстр и заметно расслабляется, ощутив, как затянулась на душе эта брешь, оставив лишь шрам в месте, что останется вечным напоминанием о перенесенных страданиях. Даст забирается ко мне под одеяло, и крепко прижимает к себе, как раньше… Зажимая мои ноги между своими бедрами, грея жаром своих крепких костей, напитанных магией. Так надежно и тепло.

— Брай… Моя Брай… — он нежно потерся носом о мою щеку, оставляя невесомое касание поцелуя на губах и надолго всматриваясь мерцающим багряным заревом зрачков с синим омутом в мои, сморенные усталостью, — поспи, птенчик. Я разбужу тебя поесть…

Киваю ему и утыкаюсь носом в ключицы, вдыхая дымный запах, которым пропитана его одежда после лесного пожара, смешавшись с его собственным, чуть сладковатым ароматом, от которого у меня всегда сосет под ложечкой.

Понимаю, что уснула так быстро, только когда открываю глаза в резком порыве, вздрагивая нервно, словно упала в пропасть и тут же чувствуя, как к себе жмут теплые руки.

— Тшшш, всё хорошо, — снова ласковый голос над ухом, такой любимый,что замирает сердце, — тебе надо поесть, Брай. Слишком ты стала похожа на меня, птенчик, — Даст невесело усмехнулся и отпустил меня, садясь рядом и магией притягивая от костра банку разогретой тушёнки.

Сказать, что я и в самом деле хотела есть – ничего не сказать. Я просто умирала от голода, и горячее тушёное мясо хотелось съесть одним махом, даже не прожевав. И я с трудом удерживаю этот порыв, поедая ужин и обжигая язык под одобрительный взгляд монстра рядом.

— Вот это другое дело, птенчик. И чтобы впредь всегда так было, поняла? — тихо пригрозил скелет, улыбнувшись и беря вторую банку для себя, — ты сможешь идти? До Хадены отсюда всего два дня пути. Если пойдем вдоль реки, то выйдем прямиком к океану и достигнем ее стен.

— Да смогу… Но, наверное, не так быстро, как ты… Прости… — виновато опускаю взгляд на еду, задумываясь о том, что такое малое время отделяет нас от нового неизвестного этапа, и от этого внутри все немного скручивается от волнения.

— Все будет хорошо, Брай, — его костяная ладонь обхватила моё запястье мягко поглаживая большим пальцем, — мы дойдем до океана вместе.

Киваю ему в ответ и улыбаюсь, снова принимаясь за теплую еду, и Даст с удовольствием ест рядом. Кажется, мы оба снова чувствуем вкус и радость жизни, и это было по настоящему волшебно. Все обрело краски. Зеленые листья этого скрытого от чужих глаз широкого ущелья с нежной травой и редкими ивами у воды, солнечные лучи закатного солнца, отражающиеся в бурной воде черной реки, казавшейся в свете неба чуть более рыжей и не такой пугающей, разбивая о камни тысячи искр капель ледяной безмятежности. Это журчание и рокот, равномерный и непоколебимый. Уверенный звук, который отзывается в душе пониманием. Она текла, течет и будет течь… И даже надломившиеся земли не смогли усмирить ее дикого потока — волевого и сильного, как стремление к жизни и свободе. И темные, засыпающие в вечернем воздухе, невысокие скалы, обступающие древнее русло с одной стороны, делая уютный полукруг, словно прикрывая огромной ладонью от тягот и невзгод…