Прибрежье: ураган (СИ)

– Ричард со всеми общается, но дружит мало с кем. И потом, ты же не можешь просто так спросить: «О, привет, Ричард! Не находил ли ты волшебных дедушкиных вещей, и не прикарманил ли их, часом?» Глупо получится.

Дин хихикнул, представив, как вытягивается лицо Ричарда в ответ на такое предположение.

– Нет, конечно. Мы с ним поедем на ферму к местным рекордсменам, и я в поездке попробую аккуратно поговорить с ним.

– К кому? – удивился Эйдан.

– Ну какой-то фермер по фамилии Дуриф, у них там животные плодятся с бешеной скоростью.

– Не знаю такого, – Эйдан покачал головой. – Это Ричард тебе рассказал?

– Да, он недавно был там.

– Везде-то он успевает.

Ночь снаружи пролилась дождем, тут же отгородив дом от шума моря; Эйдан на секунду по-звериному вскинул голову, прислушиваясь. Видимо, ничего подозрительного в дожде не было, и он расслабился. Что он хотел услышать? Что могло прятаться там, в мокрой темноте, полной холода и запахов водорослей и прелой травы? Дин вздрогнул и неожиданно зевнул. Не стоило тревожить воображение в ночь на тридцать первое октября.

– Пойдем спать?

– О, как я мог забыть, тебе давно пора в кроватку, – Эйдан подошел сзади и куснул Дина за ухо, а потом жарко задышал куда-то в шею. – Ты скучал по мне?

– Конечно скучал, – прошептал Дин, улыбаясь.

– А твоего противного лечебного чая достаточно? – теперь Эйдан потерся носом о его плечо и негромко всхрапнул.

Дин почти физически ощущал, как жар исходит от его тела; это заводило.

– Лечебного чая… завались, – отозвался он, расстегивая собственные джинсы.

Сделал он это вовсе не ради того, чтобы подогреть интерес Эйдана, просто хотелось сохранить хоть эти джинсы: на предыдущих болт был выдран с мясом, а молния разорвана пополам.

– Классно, – выдохнул Эйдан, запуская руки под свитер Дина.

На этом нормальные воспоминания прерывались, уступая место обрывкам и смутным образам. Дин не мог пожаловаться на отсутствие опыта в сексе, но с Эйданом это не было похоже ни на что из испытанного прежде. Общая связность восприятия исчезала, пропадало время, а пространство искажалось до неузнаваемости, так что Дин при всем своем желании не смог бы определить, где верх, а где низ. В то же время чувствительность всех органов обострялась, и детали выходили на первый план. Складки ткани, тени на коже, запахи моря, мокрого камня и остывшего камина, шелест перебираемых в пальцах волос – все это составляло новую, незнакомую картину прежнего мира, в котором Дин плыл, как песчинка, подхваченная прибоем. Эйдан был повсюду, но его все время не хватало: хотелось больше и сразу везде. Наверное, это и было то самое желание «слиться в одно существо», как любят писать в любовных романах.

Как они очутились в кровати, Дин не помнил. В какой-то момент он осознал, что давно уже тычется лицом в подушку, сжимая в пальцах ткань простыней. Эйдан сегодня был требовательным и настойчивым, он никуда не торопился и, похоже, собрался отработать Дина по полной программе: как иначе объяснить, что каждый сантиметр его тела подвергся обстоятельным ласкам и поцелуям? Сладкая пытка продолжалась бесконечно, даже под страхом расстрела Дин не смог бы точно сказать, когда у него окончательно помутилось в голове, а силы оставили его. Любовная игра постепенно стала сном, и опять в ушах шумело море, баюкая своих детей, и ветер летал над волнами, пока не улегся где-то поверх холодного течения, ждать зимы и видеть во сне людей…

Утром Дин пожалел, что существует. Смотреть на свет было больно, нос не дышал вообще, а в горле все пересохло и страшно болело. Он попытался позвать Эйдана, но ничего не вышло: голос начисто пропал. Пришлось с трудом вставать самому. Некоторое время Дин сидел не кровати, чтобы картинка перед глазами перестала качаться; за это время он успел сообразить, что это даже к лучшему: пусть Эйдан поменьше знает о том, как ему бывает плохо, а то разведет тут панику на ровном месте и перестанет к нему приставать. Дин слегка улыбнулся: воспоминания о прошедшей ночи были приятными. Он встал, придерживаясь за мебель, натянул джинсы и свитер, осторожно выглянул за дверь. К счастью, Эйдана не было дома; в записке, оставленной им на столе, было лишь пожелание доброго утра, подписанное смайликом. Дин вскипятил чайник и заварил свои лечебные травки. Горло очень благостно отзывалось на горячий напиток, и голос вскоре появился. Стоя у окна, выходящего на обрыв, Дин прихлебывал чай и довольно жмурился: пока что все складывалось неплохо.

Вскоре снаружи послышалось урчание мотора, затем хлопнула дверца машины.

– Ричард, – догадался Дин, направляясь к двери.

– Доброе утро, – улыбнулся тот, когда ему отворили до того, как он успел постучать. – Ты теперь всегда будешь предугадывать мой приход?

– Привет, – ответил Дин, – проходи. Да, пожалуй – когда на улице тихо, а ты на машине.

– Так вот что меня выдает! – рассмеялся Ричард.

– Завтракать будешь?

– Нет, спасибо, я уже поел. Я по делу, насчет вот этого всего, – Ричард выразительно махнул рукой в сторону чердачных завалов.

– Палеозоя, – подсказал Дин. – Эйдан так охарактеризовал наши находки.