Приди и помоги. Мстислав Удалой

Потом стали приходить вести из Новгорода, и многие из них огорчали Мстислава Мстиславича. Ничего нового, конечно, — все те же тайные козни недоброжелателей. На вечевом дворе и на Торгу уже открыто выкрикивались призывы идти на поклон к суздальским князьям и звать их на стол. Владимир Мстиславич ничего против таких крикунов не предпринимал и о них не сообщал, вести приходили совсем из другого источника. Приятно было узнать об очередной новгородской победе, но одновременно в душе Мстислава Мстиславича росла уверенность, что он теряет Новгород, и, может быть, навсегда. Причем независимо от того, где находится он сам — в Новгороде или вне его. Он мог вернуться, сокрушить орден и литву, завалить граждан новгородских добычей — скотом, рабами, кунами, но свое отторжение от Новгорода не пресек бы, а лишь отодвинул на более поздние сроки. В гражданах новгородских, как всегда, побеждала короткая память и горделивая самоуверенность, на которой, словно на хорошо унавоженной почве, легко вырастала и пышно расцветала неблагодарность.

Например, недовольство Мстиславом Мстиславичем очень возросло после пожара, что произошел в Новгороде вскоре после начала похода князя Владимира Псковского на Медвежью Голову. Пожар уничтожил значительную часть города, в том числе — и несколько каменных церквей вместе с жителями, вбежавшими туда в надежде, что каменные стены защитят их от жара. С той же легкостью, с какой общественное мнение склонно было приписывать себе заслуги, оно всегда готово было на стороне искать виноватых в своих несчастьях. И Мстислава Мстиславича, якобы нарочно оставившего город в трудное время, многие укоряли: вот, мол, каков наш князь! Пока мы здесь подвергаемся ударам судьбы, горим, лишаемся жизни и имущества, он в свое удовольствие развлекается, а о Новгороде ему и заботы нет.

Недовольство новгородцев, однако, все меньше тревожило Удалого князя, и не оно послужило причиной его возвращения в Новгород. Пришло еще одно известие — сыну, князю Василию, стало совсем худо. Простившись — ненадолго — с гостеприимным Мстиславом Романовичем, князь поспешил к Торжку, где жил Василий.

Сына он застал в плачевном состоянии. Василий был очень слаб и даже не мог вставать, и к тому же его поместили в самом дальнем закутке дворца и словно забыли про него. Заправлял всем в Торжке боярин новгородский Борислав Некуришинич, при живом князе сам возомнивший себя властителем. Дошло до того, что он жил во дворце и налог с торговых людей присваивал в свою пользу. Разбогател за время самозваного правления безмерно.

Мстислав Мстиславич взял его под стражу, отобрал награбленное. Борислав каялся, обещал впредь так не поступать. Нашлись и ходатаи за него, не дававшие князю Мстиславу покоя просьбами смягчиться и Борислава освободить.

Василий вскоре после прихода отца умер — просто не проснулся утром. Мстислава Мстиславича, вроде бы давно смирившегося с мыслью о том, что сын проживет недолго, смерть Василия глубоко потрясла. Оплакивая потерю, он корил себя за то, что мало уделял сыну внимания, что оставил его в Торжке одного и предавался в это время приятным занятиям в Киеве. Может быть, он действительно был перед всеми виноват? И не имел права никого судить, раз сам не исполнил даже отцовского долга как подобает?

Он велел отпустить Борислава Некуришинича. А чтобы хоть как-то искупить вину перед Василием, повез его в Новгород, решив похоронить со всеми возможными почестями там, где хотел бы сам быть похороненным — у Святой Софии, возле гроба Мстислава Ростиславича, князя Храброго.

Прибыв в Новгород с телом сына, Мстислав узнал еще много неприятного для себя. Хотя — каких еще ждать неприятностей было теперь? И все же они имелись, эти неприятности, и не заметить, отмахнуться от них было нельзя. Княгиня Анастасия, почерневшая от горя, рассказала мужу, что, пока он был в Киеве, бояре новгородские не шутя предлагали ей убраться из города вместе с дочерьми. Она чувствовала себя здесь совсем беззащитной: Мстислав Мстиславич был в Киеве, Владимир Псковский воевал с немцами. А бояре, и среди них главный — Станимир Дернович, несколько раз к ней приходили, врывались нагло в покои, разговаривали с княгиней едва ли не как с холопкой. Что она могла сделать? И сейчас, при мертвом сыне Василии, просила мужа: увези, увези отсюда. Хоть в Торопец, к тихому Давиду Мстиславичу, — там будет спокойно и свой век можно дожить без страха.

Мстислав Мстиславич, как ни был разбит печалью, рассвирепел. В тот же день приказал похватать всех бояр, которых назвала княгиня, и покидать их в темницу, предварительно заковав. Дружина, надо сказать, исполнила приказание с удовольствием и быстро. Вскоре виновные уже звенели цепями в яме неподалеку от дворца, вопили о пощаде. Мстислав Мстиславич долго придумывал им казнь, но потом произошло непонятное: дав пленникам потомиться в яме всего только ночь, наутро приказал всех выпустить. Объяснил: в память о сыне. Освобожденные возвратились по домам, а князь занялся похоронами Василия.