Придворное общество

Структура этих битв и той фигурации, колебания в которой они выражают, иллюстрируется тем самым с определенной стороны в изложенном выше смысле: группы и корпорации вступают между собою в союз, но каждая из них опасается, что другие обретут слишком большую власть. Каждая из них чувствует угрозу для себя от приращения власти другой. Франция расколота на слои и группы, из которых ни одна не обладает достаточной социальной базой, чтобы получить абсолютный перевес над другими. Это ставит все их более или менее в зависимость от короля как социального миротворца, как единственного гаранта покоя и относительной безопасности от угрозы со стороны соперников. Если эта напряженность между приблизительно равными по силе социальными группами предоставляет монарху исключительные шансы, то растущее поступление королевских доходов из страны и распоряжение войском, которое он оплачивает с помощью этих денег и которое, в свою очередь, обеспечивает ему прямо и косвенно регулярное поступление доходов от основной части общества, — все это позволяет королю использовать этот баланс сил и обеспечить себе значительное пространство власти.

15.

«Людовик XIV, — говорит Ранке, имел счастье, подобно Генриху IV, возвратиться вновь в роли освободителя от незаконной

власти, которая тяготила каждого и удовлетворяла лишь немногих или же совсем никого».

Не одно только счастье помогло ему в этот момент. В этом социальном поле узурпатор власти получил бы сколько-нибудь значительный шанс на успех лишь в двух случаях: либо если бы соотношение социальных сил уже сильно изменилось и он принял бы власть, стоя во главе нового усилившегося слоя как бы в качестве харизматического властителя; либо же если бы сам он настолько превосходил короля в финансовой и военной силе, что оказался бы в состоянии не только нанести решающее поражение королевской армии, но смог бы подавить также сопротивление всех групп, заинтересованных в сохранении существующего состояния равновесия. Если же не было ни того, ни другого, то весьма велика была вероятность того, что развившаяся к тому времени фигурация всякий раз заново стабилизировалась бы примерно на прежде достигнутом состоянии равновесия, и всякий вновь появляющийся властитель должен был казаться властителем незаконным, т. е. несущим в себе угрозу существующему состоянию равновесия и, таким образом, шансы такого узурпатора были, в конечном счете, весьма невелики по сравнению с легитимным королем, даже если этот последний был дискредитирован теми, кто, действуя его именем, стяжал себе всеобщую нелюбовь.