Представление, будто отношения между слоями и группами в некотором социальном поле бывают в целом однозначными, будто бы, например, между ними просто-напросто существует враждебность и история есть поэтому история классовых битв, оказывается, при более внимательном рассмотрении, хотя не совсем неправильным, но все же односторонним. Во всяком случае, амбивалентные отношения между социальными слоями одного и того же государства, непрерывные метания социальных слоев между взаимной зависимостью и враждебностью встречаются (в особенности в многослойных фигурациях, где большинство групп выступают на несколько фронтов одновременно) намного чаще, чем это было описано исследователями до сегодняшнего дня. Ancien regime был преисполнен амбивалентных отношений подобного рода. Его невозможно понять, если не ввести этой или аналогичной категории. Отношение родового дворянства, политически активной буржуазии и «дворянства мантии» (noblesse de robe) к королю было столь же амбивалентно, как и отношения между самим дворянством и буржуазией. Одна из интереснейших тем истории ancien regime — это то, как в ходе своеобразной трансформации буржуазии из этого ее амбивалентного отношения к дворянству в определенной ситуации возникла однозначная враждебность отдельных буржуазных групп к знати, к королю и к другим частям буржуазии. Но не менее амбивалентным, однако, было и отношение самих королей к слоям общества, прежде всего к дворянам. Дворянство было особенно социально близко королям, ближе всех других слоев народа, король всегда был дворянином — и именно поэтому поддержание дистанции между королем и дворянством было особенно трудно и особенно важно, именно поэтому в то же время дворянство было особенно опасно для короля, и чем ближе одна из групп в дворянской иерархии стояла к королю, тем опаснее она была для него. Как уже было сказано, высшие сеньоры, пэры, и прежде всего принцы королевской крови, не только в силу своего положения (подобно сословным частям дворянства и элитам буржуазии) обнаруживали склонность к ограничению королевской власти. Между ними — потомками прежних крупных вассалов или прежних королей — и правящим королем существовала скрытая конкуренция. Таким образом, с одной стороны, короли принадлежали к дворянству, их чувства и поступки были дворянскими, и, кроме того, они нуждались в дворянстве как в интегрирующем элементе системы своего господства и потому заботились о нем. Но, с другой стороны, существование его означало в то же время скрытую угрозу их господству, против которой им приходилось постоянно принимать защитные меры. Это амбивалентное отношение между королем и дворянством составляет основу — и дает нам одновременно ключ для понимания — своеобразия придворной знати эпохи старого порядка. Провинциальная знать, как уже было сказано, никакой роли в качестве политического фактора более не играла.
Для чего королю было нужно дворянство, мы сказали: субъективно, а также и в соответствии с традицией оно было нужно ему как его общество и в то же время для его обслуживания. То, что дворянство оказывало ему и самые личные услуги, дистанцировало короля от всех других людей в его королевстве. Военные и дипломатические функции дворянства также были теперь уже не чем иным, как только производными от этих придворных функций. Объективно король нуждался в нем как в противовесе против других слоев своего королевства. Уничтожение дворянства, отмена дистанции, отделявшей его от буржуазии, слияние его с ней означали бы такое смещение центра тяжести в этой фигурации, такое приращение власти буржуазных слоев и такую зависимость королей от этих последних, что короли (может быть, и не осознавая в каждый момент с полной ясностью, что значило для их собственного социального положения это равновесие в их королевстве) неизменно заботились о сохранении сословных отличий, насколько таковое было им необходимо, а тем самым заботились и о сохранении дворянства как самостоятельного, отличного от других слоя.