Мы показали выше, что в пределах двора существовала специфическая напряженность, прежде всего, между теми группами и лицами, которых возвысил король, и теми, которые сами отличались своими наследственными дворянскими титулами; балансируя на этом напряжении, король управлял своим двором. Мы показали, далее, что существование специфического баланса напряжений в государстве в целом было одним из условий господства монарха в рассматриваемой его форме и давало представителям короля возможность развить ту особенную полноту власти, реализацией которой была система абсолютной монархии. Эти напряжения и балансирование на них — как в рамках двора, так и в рамках всего королевства — были структурными особенностями одной и той же стадии развития французского государства в целом, его общей фигурации.
Опираясь на укрепляющиеся позиции буржуазных слоев, король все более и более дистанцировался от всего остального дворянства, и, наоборот, король одновременно способствовал продвижению выходцев из буржуазии, открывал перед ними как экономические возможности путь к должностям и престижу, а в то же время держал и их полностью в своих руках. Буржуазия и короли взаимно способствовали возвышению друг друга, тогда как в это же самое время все остальное дворянство опускалось все ниже. Но если буржуазные группы — люди из высших судов или высшей администрации, которых Сен-Симон называет «магистратурой» (magistrature) и «перьями» (plume), — шли дальше, чем-то было угодно королю, то он ста вил их на место столь же неумолимо, как и своих аристократов.
Дело в том, что короли могли терпеть упадок дворянства лишь до определенного уровня. Потеряв дворянство, они утратили бы вместе с ним возможность поддержания своего собственного существования и самый смысл его. Именно для борьбы с дворянством и отвоевания позиций у него восходящие буржуазные слои нуждались в помощи короля. И так дворянство утратило, шаг за шагом, многие свои прежние функции в этом социальном поле в пользу буржуазных групп: оно утратило функции администрации, исполнения правосудия и отчасти даже военные функции, которые перешли к представителям буржуазных слоев; даже важнейшая часть функций губернаторов оказалась в руках людей буржуазного происхождения.
Но утратив, с одной стороны, некоторые свои традиционные функции, дворянство, с другой стороны, приобрело в то же время новую функцию, или, говоря точнее, в нем на передний план выдвинулась еще одна функция — та функция, которую оно исполняло
Дворянство эпохи ancien régime привыкли называть слоем, «не имеющим функций». И это справедливо, если мы имеем в виду круговорот функций, в котором каждый общественный слой или группа данного социального поля прямо и косвенно удовлетворяет потребности всякой другой группы, т. е. такой круговорот функций, какой мы можем ветре тить порой в буржуазных нациях. Какой-либо функции для «нации» дворянство ancien régime не имело.
Но круговорот функций, механизм взаимозависимостей в государстве эпохи старого порядка был, в силу специфической системы власти в нем, во многих отношениях иным, чем тот, который свойствен буржуазной «нации». Совершенно немыслимо, чтобы французское дворянство могло сохраниться, не имея решительно никакой социальной функции. Оно в самом деле не выполняло никакой функции для «нации». Но в сознании влиятельнейших функционеров этого общества — королей и их представителей — едва ли и существовала какая-то «нация» или какое-то «государство» как самоцель. Выше мы изложили, как в представлении Людовика XIV все это социальное поле венчал король как подлинная самоцель и как все прочие элементы королевского господства составляли в его сознании лишь средства для этой цели — прославления и обеспечения короля. В этой связи и в этом смысле можно понять утверждение, что это дворянство хотя, может быть, и не имело никакой функции для «нации», но, несомненно, выполняло некоторую функцию для короля. Предпосылкой его господства было существование дворянства как противовеса буржуазным слоям, но, с другой стороны, это господство нуждалось также в существовании и достаточной силе буржуазных слоев как противовеса дворянству. И именно эта функция придворной знати, которую она имела для королевской власти, в значительной степени придает ей ее характерный облик.