Придворное общество

Посвящение романа Генриху IV — это рыцарский жест признания побежденным победителя-короля своим господином и повелителем. В то же время это жест отказа от борьбы. Отныне и элитные группы земельного провинциального дворянства вынуждены примириться с тем, что центр власти переместился к знатным придворным господам и дамам. «Астрея» показывает нам одну из форм реакции этого уже наполовину придворного, наполовину, против собственной его воли, «замиренного» дворянства в переходную эпоху. Дверцы придворной клетки закрываются; попавшие в нее люди, может быть, едва могут избавиться от ощущения, что эти дверцы закрываются навсегда. У французского дворянина остается, в сущности, только один выбор: сидя в золотой клетке, быть причастным к ее блеску или вести совершенно бесцветную жизнь в тени за пределами этой клетки.

В этом положении некоторые дворяне с тоской оглядываются на уходящий мир, в котором у них была свобода, ныне утраченная. «Астрея» д’Юрфе выражает эту тоску на свой особый лад. Этот роман — утопия дворянства, все более и более аристократизирующегося, все более и более обживающегося при дворе королей. Люди откладывают в сторону меч и строят себе самодельный игровой мир, миметический мир, мир подражания. В нем они могут, переодевшись пастухами и пастушками, переживать неполитические приключения сердца — прежде всего страдания и радости любви. И при этом они не будут вступать в конфликт с предписаниями и запретами, действующими в более суровом, немиметическом мире.

Трудность, как мы сказали, заключается здесь в том, что определенные ценностные установки, определенные предписания и запреты немиметического мира крепко вошли в плоть и кровь людей, подобных д’Юрфе. Их мы снова обнаруживаем в самодельном, миметическом мире. Даже в зеркале романа-пасторали общество сохраняет те структурные особенности, которые для людей из дворянского сословия составляют самоочевидно неотъемлемый элемент обстановки их мира и конечно же любого желанного мира. Здесь сохраняются различия людей по рангу, существование романтически преображенных в свете романа дворян как дам и господ, как людей привилегированного слоя. Литературные продукты позднейшего, буржуазного романтизма соответствуют специфически-буржуазным формам индивидуализации отдельного человека и идеализации отдельной личности. Их авторы являют нам социальные свойства отдельных людей и ранговые различия между отдельными социальными группами часто лишь полустыдливо и таким образом, который дает понять, что авторы не осознают их как показатели общественных отношений. Во многих случаях эти социальные свойства проникают в их миметический мир лишь с черного хода. Ибо основное внимание авторов, особенно в литературе немецкого романтизма, сосредоточено на том, как судьба души отдельного человека разворачивается как бы в некотором необщественном пространстве. Это пространство свободно от обязательств, налагаемых разнообразными цепочками взаимозависимостей; там нет принуждения, исходящего от отношений господства между людьми и от различий между ними по власти и рангу.