Придворное общество

Слои «с двумя фронтами» в обществах новейшего времени, будь то дворянские или буржуазные, нередко ощущают на себе особенно обременительное принуждение на протяжении длительного периода времени. Цивилизационное самопринуждение[222]

особенно тягостно для них именно потому, что они живут под давлением постоянных напряжений и частых конфликтов на два фронта. Они совершенно лишены компенсации и общественных выгод положения на верхушке общества, когда нет никого выше, и приходится только защищаться от давления снизу. Слои «с двумя фронтами» хотят избавиться от тех аспектов принуждения власти и цивилизации, которые ощущаются как отрицательные. В то же время они хотят сохранить в неприкосновенности воспринимаемые ими как положительные аспекты своей собственной цивилизованности, составляющие часть непременно необходимых им признаков их изысканности, их привилегированного социального положения, а в большинстве случаев — и ядро их личной и общественной идентичности. В аргументации д’Юрфе этот конфликт обнаруживается весьма отчетливо. Его пастухи желают избежать принуждения придворно-аристократического общества, не потеряв привилегий и превосходства. Именно в связи с их цивилизованностью эти характеристики отличают их самих как аристократов от грубых, пахнущих овцами и козами нецивилизованных людей — от действительных крестьян и пастухов.

Тем самым мы еще несколько отчетливее, чем прежде, видим характер этого конфликта. Ему обязана своим появлением специфическая романтическая аура подобных произведений, кристаллизация подлинной тоски, реальных страданий в нереальных образах миражей, в утопических иллюзиях. Эти иллюзии часто лишь наполовину осознаются как таковые, и за них, может быть, держатся тем упорнее, чем больше боятся с полной ясностью осознать их иллюзорность. Более очевидный конфликт, свойственный общественным слоям «с двумя фронтами», заключается в том, что они рискуют стереть защищающие их самих от давления снизу преграды, если уничтожат барьеры, которые обеспечивают высшим по рангу и более могущественным слоям их привилегированное общественное положение. Они не могут освободиться от принуждения, оказываемого господством других людей, не ставя под сомнение привилегию своего собственного господства. Но это — только один аспект скрытого еще глубже конфликта. Конфликт слоев «с двумя фронтами» относится не только к тому принуждению, которое возникает из иерархического распределения возможностей власти и авторитета. В случае д’Юрфе речь идет не только о принуждении, вызванном подчинением победоносному королю и высшему придворному слою. Есть еще и цивилизационное принуждение аффектов, которое человек осуществляет по отношению к себе сам и которое составляет интегрирующий элемент его личности. Сторонники пасторальной утопии хотели бы жить простой и естественной пастушеской жизнью, противоположной жизни придворных аристократов. Однако в то же время они хотели бы сохранить за собою все признаки утонченности общения между людьми, и особенно утонченной любви, которые отличают их — цивилизованных аристократов — от грубых нецивилизованных пастухов. Этим и объясняется, в конечном счете, иллюзорный характер пасторальной утопии. Для этой и многих других форм проявления романтики характерно, что люди пытаются избежать цивилизационного принуждения и не могут этого сделать, потому что это принуждение стало частицей их самих. Beроятно, и цивилизационное принуждение, в форме утонченности ли общения и отношения между полами, или в форме совести и морали, оказывается у слоев с «двумя фронтами» особенно тягостным. Они так вплетены в сеть взаимозависимостей, что постоянно сталкиваются с напряженностью и конфликтными ситуациями на обоих фронтах. Внутриличностный конфликт, в котором коренятся романтические течения культуры, можно рассматривать с разных сторон: как со стороны принуждения власти, так и со стороны принуждения цивилизации. Однако, с какой бы стороны его ни рассматривать, он представляет собою конфликт, характер которого в весьма значительной степени обусловлен существенным неравенством распределения власти и уровня цивилизованности в том или ином обществе. Человек хочет сохранить за собою преимущества, привилегии, ценность своего отличия, которое присуще ему в силу его большей цивилизованности. При этом понимать признаки этого общественного отличия можно по-разному: как отличия в образовании, воспитании, нравах или культуре. И в то же время этот же человек хочет избавиться от того принуждения, которому он подвергается; а подвергается, не в последнюю очередь, также и вследствие неодинаковой меры цивилизованности и тех преимуществ, того превосходства и изысканности, которые доставляет ему эта цивилизованность.

12.