Придворное общество

Сосредоточенное вокруг двора «хорошее общество — времен ancien régime развивало, конечно, как и всякое другое общество, в принадлежащих к нему людях лишь вполне определенные аспекты из всего необозримого множества возможных человеческих черт. Составлявшие ее люди были, как и все, развиты лишь ограниченно — в своих индивидуальных рамках, но также и внутри специфических пределов и возможностей этого особенного общественного поля. Однако хоть сколько-нибудь развитых в этом смысле людей хорошее общество», как целое, охватывало одинаково непосредственно и с одинаковой интенсивностью. Люди в этом обществе жили не так, как в буржуазном. У них не было возможности, находясь по десять или двенадцать часов в день непосредственно в свете и под контролем общественности, удалиться затем в более частную сферу. В последней поведение также формируется в зависимости от правил публичной деятельности, но уже не столько всепроникающим обществом и светским общением, сколько безличным кодексом и тем, что выпадает для частного времени жизни от совести, строй которой ориентирован прежде всего на профессиональный успех и профессиональную работу.

Несомненно, разделение общественной и частной жизни проявилось уже в XVIII веке, а в слоях, не столь близких к вершине, еще раньше: однако в полном объеме оно стало возможно лишь в городском массовом обществе. Дело в том, что только здесь индивид, пока он не вступал в прямой конфликт с законом, мог избежать до известной степени общественного контроля. Во всяком случае, для людей придворного общества XVII и XVIII веков в самом широком смысле слова этого разделения еще не существовало. Успех или неудача их поведения, которые затем сказывались и в их частной жизни, решались не в профессиональной сфере: поведение их в любое время и во все дни могло оказаться решающим для их положения в обществе, могло означать успех или неудачу в обществе. А в этом смысле, следовательно, наряду с социальным контролем и формирующие тенденции также с одинаковой непосредственностью распространялись на все сферы человеческого поведения. В этом смысле такое общество охватывало входящих в него людей целиком.

Эта черта своеобразия прежнего общества, о которой мы еще не раз будем говорить в дальнейшем, одинаково важна как образ — или контраст — для понимания прошлого и настоящего. На ее фоне отчетливо выделяется выступающее постепенно все сильнее своеобразие буржуазного массового общества. В нем профессиональная сфера составляет первостепенно важную область воздействия факторов общественного принуждения и общественно формирующих человека тенденции.

Формы частной жизни конечно же определяются в каждом случае ее зависимостью от профессионального положения человека. Однако отдельные фигуры частной жизни и способы поведения в буржуазном обществе не сформированы в частностях с той же интенсивностью, как ранее в том придворно-аристократическом обществе, в котором люди не имели «профессии» и не знали разделения между профессиональной и частной сферами жизни в сегодняшнем смысле. Человек в буржуазном массовом обществе, в общем-то, весьма точно знает, как ему следует вести себя в пределах его профессиональной сферы. На детальное оформление профессионального поведения общество направляет первостепенные по важности формообразующие тенденции. Здесь, прежде всего, реализуется общественное принуждение, но все, что тем самым отнесено к сфере частного поведения, будь то жилье, ухаживание за лицами противоположного пола или художественный вкус, будь то еда или празднование, получает отныне решающую артикуляцию не непосредственно и автономно в самом общественно-светском обиходе людей, как раньше. Теперь это осуществляется косвенно — и нередко гетерономно — как следствие профессиональных статусов и интересов самого человека, который наполняет этим свое частное время, или людей, профессиональная функция которых заключается в наполнении досуга других, а чаще всего — из скрещения двух этих тенденций[109].

VI

Скованность короля этикетом и возможностями обретения престижа

1.

Если с первого взгляда мы, вероятно, склонны были бы отвечать на вопрос о социологии этикета, указывая на зависимость дворянства от правителя, то теперь, при более близком рассмотрении мы обнаружим более сложное положение вещей. Исчезновение потребности дворянства в обособлении было бы равнозначно его самоуничтожению. Именно это стремление удовлетворяет потребностям королевского господства Желание находящейся под угрозой элитной группы соблюсти дистанцию и есть то уязвимое место, которым может воспользоваться король, чтобы подчинить себе дворянство. Тенденция аристократии к самоутверждению и задачи короля как правителя сцепляются друг с другом как звенья одной цепи, обхватывающей дворянство.