Придворный

Отвечая на ваши возражения, скажу, что я нигде не объявлял наставления придворного единственной причиной добрых качеств государя. Ибо если государь не склонен от природы и не способен к этим качествам, все заботы и наставления придворного будут тщетны – как впустую будет трудиться прилежный земледелец, если возьмется возделывать и засевать лучшими семенами бесплодный морской песок: ведь для песка бесплодие – естественное свойство. Но когда к доброму семени, посеянному в плодородной земле, при хорошем климате, прибавляется еще и человеческое прилежание, то мы всегда видим, как в изобилии являются и плоды. И не один земледелец этому причиной, хоть без него другие факторы помогли бы мало или и вовсе не помогли бы. Много есть государей, которые были бы добры, будь их души хорошо возделаны: я говорю именно о таких, а не о тех, которые подобны бесплодной земле и от природы настолько чужды добрых обычаев, что наставить их на правильный путь никакого учения не хватит.

XLVI

И поскольку, как уже сказано, в нас вырабатываются обыкновения, сообразные нашим поступкам, а в поступках и состоит добродетель, нет ничего невозможного или удивительного в том, чтобы придворный направлял государя ко многим добродетелям, таким как справедливость, щедрость, великодушие, которые государь, по величию своего сана, может легко исполнять на деле, обращая их себе в навык, – чего не может придворный, не имея способа осуществлять их делом. Так государь, приведенный к добродетели придворным, может стать более добродетельным, чем придворный. Вспомните, что точильный камень, который сам ничего не режет, делает острым железо. По-моему, даже если придворный наставляет государя, это не повод говорить, что он обладает бо́льшим достоинством, чем государь.

Относительно того, что цель придворного искусства (как я его понимаю) трудна, если вообще достижима, и что придворный, стремящийся к ней, уже не должен именоваться придворным, но заслуживает более важного имени, – трудности этой я не отрицаю, ибо найти столь совершенного придворного не легче, чем этой цели достичь. Но я не считаю ее недостижимой даже и в том случае, который вы привели в пример; ибо, если придворный молод и не знает того, что мы ему вменили в обязанность знать, о нем и говорить незачем, – значит, это не тот придворный, которого мы предполагаем. И наоборот, невозможно, чтобы тот, от которого мы ожидаем познания в этих вещах, был слишком молод.

В случае же, если государь столь мудр и добр сам по себе, что не нуждается ни в напоминаниях, ни в советах других (хотя, как любому известно, это маловероятно), придворному достаточно быть таким, что, если бы государю понадобился совет, он мог бы искусно такой совет подать. А еще может действенно выполнять вторую часть своего долга, то есть не допускать, чтобы государя обманывали, всегда открывать ему правду обо всем, противиться льстецам, клеветникам и всякому, кто будет ухищряться совратить душу государя бесчестными удовольствиями. Таким образом он по большей части выполнит свою задачу, если даже и не сделает всего. И то, что он этого не сделает, не даст повода его упрекать, поскольку он не делает по благой причине: ведь согласитесь, если прекрасный врач оказывается в месте, где все здоровы, нет причины говорить, будто он не соответствует своей цели, раз никого не лечит. А как намерением врача должно быть здоровье людей, так намерением придворного – добродетельность его государя. И для одного, и для другого достаточно, чтобы его цель была ему потенциально присущей внутренне, если субъект, на которого она направлена, таков, что нет нужды добиваться ее внешними действиями.

Если же придворный так стар, что ему уже не подходит заниматься музыкой, участвовать в празднествах и играх, упражнениях с оружием и других телесных занятиях, это еще не значит, что именно этот путь к милости его государя для него закрыт. Пусть даже годы препятствуют ему заниматься всем этим, – они не препятствуют ему в этих вещах разбираться; а если он занимался ими в молодости, это даст ему настолько более совершенное суждение о них и умение наставить в них государя, насколько вообще годы и опыт дают лучшее познание всего. И таким образом, старый придворный, будь он даже не в силах практически делать что-то из предписанного ему, все-таки будет достигать стоящей перед ним цели: наставлять государя на добро.

XLVII

И то, что вам не хочется называть его придворным, меня нисколько не огорчает. Ибо природа не положила человеческим достоинствам такого предела, чтобы нельзя было от одного возвыситься до другого; напротив того, нередко рядовые воины становятся полководцами, обычные люди – королями, священники – папами, а ученики – учителями, вместе с новым достоинством приобретая и новое имя. Так что и я не счел бы слишком дерзким сказать, что стать наставником государя и есть цель придворного.