Придворный

Вы пишете далее в том же «Диалоге», что император не наказывает злодеев потому, что «не хочет воздавать злом за доброе дело», считая, что разорение Рима было делом скорее Божьим, чем человеческим. Таким образом, утверждается, что даже если разорение произведено не по приказу императора, то он, во всяком случае, согласился с ним, сочтя за «доброе дело». Относительно этой двусмысленности я не могу разобраться, каково было ваше намерение. И поскольку вы изначально поставили себе целью обвинять и злословить папу, а это может происходить лишь от ненависти, которую вы питаете к христианской религии, то я не хочу больше распространяться об этом, оставляя это на суд Божий, а также тех, в чьем ведении находятся такие дела. Думаю, вы скоро перед таким судом предстанете.

Но я не могу смолчать о другом. Никак не возьму в толк, чего ради вы хотите своими выдумками заставить людей верить лжи и обману о таком добром монархе, как император, когда известно, что его величество не только не повелевал и не одобрял злодейств, произошедших в Риме, но воспринял их с величайшей скорбью и засвидетельствовал это многократно в публичных беседах, когда с кем-либо заходила об этом речь. Он сказал это послам французского короля, короля Англии, венецианцам и флорентийцам, не раз писал об этом собственноручно папе в письмах, полных милосердия и сыновней любви, и, соболезнуя о заключении папы, послал гонцов с приказом его немедленно освободить. Если такова правда, зачем вы пытаетесь убедить мир, будто все эти проявления скорби, все эти слова – одно притворство? Зачем вы хотите, чтобы на императора были возложены грехи его войска? Зачем вы хотите, чтобы его считали обманщиком, имеющим одно на языке, а другое на уме? Смотрите, синьор Вальдес: ни о чем так усиленно не хлопотали враги императора, как убедить мир в том, что пытаетесь доказать вы. А вашим словам будет оказано куда большее доверие, чем словам тех, которые ищут очернить его любым способом, хоть правдой, хоть ложью.

Так что же толкнуло вас на это? После долгих размышлений я не нахожу и не могу вообразить ничего другого, кроме того, на что уже указывал выше: поскольку главная цель вашей книги – очернение папы, то причина, заставившая вас избрать эту цель, – не личная ненависть к его святейшеству, но ненависть к христианской религии вообще. Именно отсюда возникло в вас крайнее желание воспрепятствовать миру и снова разжечь вражду между папой и императором, чтобы увидеть новые разрушения и пагубы на небесах и на земле. Вы, вероятно, думаете этим оставить по себе память среди людей: ведь о тех, кто делает безмерно много зла, говорят не меньше, чем о сделавших великое добро. И если нашелся некогда тот, кто ради славы поджег храм Артемиды Эфесской, то не удивительно, что вам ради гораздо большей славы захотелось поджечь целый мир.

Ибо, положа руку на сердце, с какой другой целью можете вы говорить, будто император по праву может отнять земли у Церкви, низложить папу, лишить его государства и власти и этим сослужить великую службу Богу? Ради чего другого вы всяческой ложью пытаетесь убедить императора, будто его святейшество самый вероломный обманщик и злодей на свете и ни о чем другом не думает, как только нанести удар по его величеству, и в конечном счете объявляете его не только не папой, но даже и не христианином? Для чего эти злобные слова, для чего эти извращения истины? Лишь для того, чтобы, с одной стороны, папа из-за ваших слов, думая, что император намерен захватить государство Церкви и имеет столь низкое мнение о нем, какое вы хотите ему навязать, ни в чем не доверял императору и отнюдь не был расположен к дружбе с ним и чтобы уже просто от отчаяния пошел на всякие крайности, к которым отчаяние приводит. С другой стороны, чтобы император, видя такое поведение, тоже постоянно подозревал его святейшество и чтобы оба они, ожесточенные, постоянно всеми способами вредили друг другу, а тем временем кардиналы и христианские монархи, видя папу в плену, лишенным государства и власти, а Христову Церковь в смятении, решились во Франции, в Англии, или в Германии, или в любом другом месте поставить нового папу. И так совершился бы новый раскол в наше смутное время ересей и войн, и христианский мир распался бы окончательно, и открылись бы ворота туркам и маврам, и они бы вторглись в Италию, Испанию и куда еще им будет угодно, не встречая ни малейшего сопротивления.