Придворный

Вполне понятно, что ваши замыслы и желания клонятся к этой цели и что для достижения их у вас не нашлось иных средств. Ибо, как любому известно, повода ко всяким бедствиям – тем, что уже миновали, и тем, что еще продолжаются, – всегда искали лукавые души, старавшиеся убедить, с одной стороны, папу, что император хочет отнять у него Рим и все земное владение Церкви, сокрушить всех государей и властителей Италии и править тиранически, – тогда как другие, с другой стороны, убеждали императора, будто папа не хочет, чтобы он имел такое величие, и ради этого договаривается с Францией пойти на него войной, отнять у него Неаполитанское королевство и герцогство Миланское и вообще лишить империи, используя против его величества любые средства, духовные и мирские. И с таким тщанием сеял дьявол ненависть и раздор, что и совершились те дьявольские дела, которые все мы видели.

Теперь же, когда начинает являться истина и видятся многие знаки благоволения папы к императору, как и его величества к папе, – подобно морякам корабля, разбитого долгой и опасной бурей, которые, завидев вдали гавань, вновь надеются на спасение, весь христианский мир, и особенно истерзанная и разоренная Италия, обретает толику надежды на успокоение. И каждый поступает согласно своей природе: как огорчаются злые от этого начатка добра, так радуются ему добрые. Как добрые и духом, и всеми силами тела и чувств подвизаются о том, чтобы совершилось благо, так злые употребляют любые хитрости, любые козни, любые обманы, чтобы пожар войны, с ее разрушениями и пагубами, не только не угасал, но только больше разгорался.

Боюсь, что вы – один из тех, кому не хотелось бы видеть конец терзаний христианского мира; а причину этого я не знаю, чему приписать, кроме ваших внутренних качеств. Не думаю, что это Бог дозволил вам быть таким и чтобы от этой вашей злой воли произошло некое благо, – как, по вашему мнению, Он дозволил то, что связано с Лютером, – и надеюсь, что недостанет у вас силы исполнить ваши злые желания. А император, уже положивший начало исцелению христианского мира освобождением папы, и далее послужит Богу, воздавая Ему за те великие милости, которые Бог ему подал и будет подавать ежедневно, и будет действовать так, что удостоится получить еще намного бо́льшие милости, вкупе со столь великой всемирной славой, какой не имел еще ни один государь. А вы, злобные души, служители дьявола, будете по-прежнему грызть самих себя от ненависти и зависти при виде любого добра, совершаемого в мире.

В вашем письме, написав, что не понимаете, какое такое упрямство нашел я в вас, вы все же подтверждаете, что оставите все, как написали. И я уже не удивляюсь тому, что вдобавок к другим вашим качествам вы еще и безмерно упрямы, и решительно упорствуете во зле, во всяком деле доказывая вашу злонамеренность поступками, которые под стать вашим словам.

Я не знаю, какое еще свидетельство нужно о жизни того, кто оправдывает святотатства, убийства, поджоги и разрушения, кто говорит, что разгром Рима и церкви совершился для блага христианства, и хвалит подвергавших папу и кардиналов такому бесчестию, что души добрых христиан трепетали, представляя, что так могли поступать разве что турки. И раз уж вы хотите оставить все, как написали, я прямо сейчас представляю себе суд, перед которым вы будете доказывать, что поднявшие руку на папу и кардиналов не только не заслуживают отлучения, но достойны славы и оказывают услугу Богу и что весь христианский мир им обязан, а канонист, который с этим не согласен, показывает свое скудоумие; что гораздо лучше папе оставаться в руках императора, а его освобождение, напротив, повлечет за собой зло; что если держать его в плену, то мудрые и разумные будут считать это великим добром, славя благоразумие и доблесть его величества, а осуждать это будут одни простецы и невежды, заблуждениям которых нельзя потакать. По-вашему, стало быть, все, умолявшие императора отпустить папу, все, принявшие как великую скорбь его пленение и разгром Рима, – это заблуждающиеся простецы и невежды, и даже сам император, услышавший их и исполнившийся скорби, оказывается невеждой.