Приговор

— Да-да, слыхал нечто подобное, — кивнул Антон Филаретович. — Помимо хозяев их ещё видят собаки и кошки. Говорят, если собака смотрит широко раскрытыми глазами за спину человека — значит, она увидела двойника, от которого совсем не падает тень. Да и в зеркале он не отражается.

— Как бы там ни было, а с Аркадием Викторовичем надо проститься, — статский советник слегка поклонился и зашагал к дому № 8.

Открытая настежь калитка, люди, толпящиеся у входа, похоронный экипаж, запах кадила, дьяк, которого, как потом выяснилось, за немалую сумму удалось уговорить отпеть человека, чей путь на этой земле закончился страшным грехом перед Господом — самоубийством. Всё говорило о том, что последний потомок полковника Игнатьева отправился на Небеса, к своим ушедшим родственникам.

Гроб с телом покойного стоял на улице на двух табуретках. Лицо Аркадия Викторовича приняло синий оттенок. Волосы, когда-то чёрные, давно посидели. Седой были борода и усы. Нос и подбородок заострились. Чёрный муаровый галстук скрывал шею.

Вокруг сидели старухи-читальщицы. Сослуживцы Шахманского, начинавшего карьеру ещё коллежским регистратором, стояли со свечами в руках. Вдруг Ардашев почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся. Чуть поодаль стоял человек с бородой и усами. Встретившись взглядом с бывшим адвокатом, он неожиданно развернулся и зашагал прочь. Лицо незнакомца казалось знакомым, но кто это Ардашев так и не смог вспомнить. Совсем рядом вертелась какая-то полная дама в траурной накидке. На лбу у неё блестели капли пота. Женщина с интересом посматривала на статского советника и, наконец, когда дьяк ушёл, не выдержав, спросила:

— Простите, сударь, а не вы ли Клим Пантелеевич Ардашев?

— Я.

— Ой, я видела вас в суде! Вы тогда в суде отстояли честное имя покойного. Вам весь зал аплодировал. Ой, запамятовала, в каком же году это было?

— В девятом. А вы, простите, кто будете?

— Авдотья Петровна Акиншина. Я живу по соседству. Родственников у Аркадия Викторовича не осталось. Даже похоронить некому.

— Знаете, у меня есть к вам одна просьба, — молвил статский советник. — Не могли бы вы раздобыть портняжный клеёнчатый аршин? На худой конец сгодится кусок верёвки и деревянная ученическая линейка.

— Аршин у меня есть. Но наступило время для выноса тела.

— Думаю, ничего не случится, если похоронная процессия начнётся несколькими минутами позже.

— Хорошо. Тогда схожу за ним.

Ардашев осмотрел двор. С тех пор, когда он наведывался сюда чуть ли не каждый день по просьбе дочери полковника Игнатьева, прошло немало лет. В яблоневом саду всё так же пахло цветами. Вековой клён, ещё живой, заботливо прикрывал от солнца широкими зелёными ветвями землю. Колодец, из которого ушла вода, не стали засыпать, а просто забили досками. Поодаль высилась новая беседка. «А старую, помнившую детство старушки Загорской, видимо, разобрали. И плюща нет, который её держал, вырубили» — грустно подумал бывший адвокат.

— Вот, пожалуйста, — раздался женский голос.

Клим Пантелеевич повернулся. Авдотья Петровна протянула портняжный аршин.

— Я прошу вас вывести со двора всех людей. Мне надобно осмотреть шею покойного, — сказал Ардашев.

— А зачем? Ведь доктор уже дал заключение, да и полиция уже была…

— И, тем не менее, я хотел бы, чтобы вы мне помогли.

— Как скажете, Клим Пантелеевич, как скажете.

Через несколько минут двор опустел.

— И что я должна теперь делать? — вопросила Акиншина.

— Развяжите, пожалуйста, галстук, расстегните воротник и приподнимите голову покойного.

Соседка в точности выполнила указание статского советника, который пропустил под шею Шахманского аршин и сомкнул его у самого кадыка. Затем вновь просунул под шею, ещё раз что-то измерил и сказал:

— Благодарю вас за помощь. Я закончил исследование. Повяжите галстук обратно и можете начинать вынос тела.

— Но я хотела бы знать, для чего вы всё это проделывали?

— Сейчас ещё рано что-либо утверждать, — неохотно ответил Клим Пантелеевич. — Необходимо осмотреть комнаты. Для этого мне понадобятся ключи от калитки и дома. У вас не будет лишних?

— Да-да, вот, — она сняла со стены дома небольшую связку ключей, протянула и добавила: — Это его. Возьмите. У меня свои. Аркадий Викторович сам отдал мне дубликаты. Боялся, что ночью удар может хватить, и никто не узнает. Я иногда наведывалась к нему. Сидели в беседке, чай пили, разговаривали.

— Что ж, пожалуй, я пройду внутрь. Надеюсь, вы не возражаете?

— Нет-нет, извольте.

— Вот и отлично, — кивнул Ардашев и шагнул в переднюю.

Бывший доходный дом Загорской теперь уже не был доходным. Его самая большая часть с комнатами постояльцев была распродана, и Шахманскому остались лишь кухня, гостиная и спальня на первом этаже. Именно поэтому и появился второй вход не изнутри, как раньше, а с улицы. Эти две части никак не сообщались друг с другом и старый проход заложили кирпичной стеной. У покойного владельца не было даже кабинета. Все свои бумаги и книги он хранил в гостиной.