Прикажите мне, принцесса (СИ)

Лартаур. Вот что ей напоминал этот взгляд. Так морские лартауры смотрели на корабли. Возвышались на целые мили над водой, косили на палубу немигающим черным глазом, держали судна крупными щупальцами, а потом начинали вылавливать моряков щупальцами поменьше. Она видела это всего раз в жизни. Издали.

Теперь могла лицезреть вблизи…

— А синяк я вам не мог оставить, — как ни в чем не бывало продолжал Итилеан. — Я всегда контролирую себя.

И, прежде чем София успела вырваться, он аккуратно расстегнул серо-коричневое платье прислуги, обнажая плечо, и медленно огладил пальцами, точно проводя черту. Подчеркивая нетронутую золотистую кожу, с которой до сих пор не сошел океанический загар.

— Видите? Все в порядке.

— Вам не кажется, что вы слишком много себе позволяете? — возмутилась София, возвращая на место воротник.

— Ну так прикажите мне прекратить, — последовал ответ.

Приказывать она не стала. Происходящее все сильнее напоминало прошлый раз. Тоже начали с делового разговора, а закончили… Не стоит проводить в компании Итилеана так много времени. На него это дурно влияет.

София вскочила со скамьи, поспешно попрощалась и направилась на кухню.

***

В этом лесу даже солнечные лучи были не обычного оранжевого оттенка, а казались нежно-золотистыми. Как рассеянное желтое сияние с вкраплениями искр. Лучи пробивались сквозь ажурные шапки деревьев, делая листья полупрозрачными. Ярко-салатные, бледно-салатные, болотно-зеленые, насыщенно-зеленые, аквамариновые… Кажущийся хаос красок на самом деле был тщательно выстроен. Над этим лесом трудились лучшие королевские садовники. А потом, разбив и замаскировав аллеи под нехоженые тропы и добившись плавных цветовых переходов, они заставили деревья и кусты вырасти за одну ночь при помощи вадритов.

Это была задумка королевы Вистарии. Так рассказывали. К первой годовщине воцарения Кервелина на троне Объединенного Угларского королевства.

Цветы в этом лесу тоже были. Только гербовых оттенков — черные и бордовые. А кроме них — прозрачные ручьи с выложенными песчаником берегами и обширные лужайки с шелковистой зеленой травой. По этой траве сейчас безжалостно топтались острые каблучки дам и тяжелые подошвы господ.

София осторожно выглядывала в крохотное окошко фургона, краем глаза наблюдая за весельем. Придворные напоминали детей — какие-то игры, завязанные глаза, беготня по траве, сценки-представления…

Всего полчаса назад кухонные помощницы разносили закуски. Услышав, что Софи собирается работать в фургоне, они сначала недоверчиво косились на нее. София додумалась соврать, что ушибла ногу и ей трудно ходить. Тогда ее чуть не расцеловали… и охотно оставили в царстве вместительных корзин, тонких тарелок, салфеток и длинного деревянного стола. Не стоило так бояться.

— Как ты думаешь, — раздался из-за спины знакомый веселый голосок Мэзи, приятельницы, — если осторожно влезть, когда они будут играть в «слепые прятки», и заставить кого-нибудь… да хоть вон сынка барона Форфа… меня схватить… Они меня хоть не убьют?

Под конец фразы физиономия Мэзи стала совсем растерянной. София отложила в сторону баночку с пудрой, которой присыпала сладкие пирожки, и вздохнула.

— Глаза будут не у всех завязаны. Тебе могут такое устроить!

Пирожки были поданы, затем съедены, солнце повернулось и уже не так слепило глаза, когда долгожданная игра началась. До фургона доносился смех и веселые возгласы. Здесь, в лесу, границы этикета были эфемерными как никогда. Странная вещь этот этикет — София решила так еще в детстве, когда воспитатели часами вбивали его ей в голову. Сегодня можно носиться по траве, подняв юбки до колена, завтра ни за что; смеяться здесь — всегда пожалуйста, а в зале через сто метров — преступление…

Она наблюдала за придворными сквозь свое окошко, как белка из дупла. И сразу заметила, когда веселые выкрики сделались испуганными, а метания по лужайкам и между кустами из игривых превратились в панические.

А мгновение спустя донеслось полное ужаса восклицание:

— Убийство! Убийство!

***

Лучи солнца разом померкли. София вздрогнула, приклеившись к окошку.

— Срочно! Зовите начальника стражи! Где была стража? Его убили совсем недавно, тело еще теплое! — выкрикивал кто-то. Что происходит?

Игра прекратилась, повязки с глаз были сорваны. Веселые стайки придворных сбились в одну толпу. Перед толпой истерически, как женщина, кричал пожилой толстяк. Его лысина блестела от пота. Судя по одежде, кто-то из мелкой знати. Он обнаружил убитого? А кого убили?

В фургон ворвалась перепуганная Мэзи. Ее руки лихорадочно тряслись, голос срывался:

— Я все-таки попробовала участвовать… Я была совсем рядом… Мне и так влетит от госпожи Розы и кастеляна, а тут еще это убийство… Софи, мне страшно, а что, если обвинят меня? Меня заметили, когда я была в двух шагах!

Она всхлипнула, а потом разразилась слезами.

— Кого убили? Что случилось? — воскликнула София.

— Не знаю, он лежит лицом вниз! — Больше Мэзи не смогла произнести ни слова.