— Неужели ты проделал такой далекий путь только ради этого, добрый Якопо? — спросил старик, желая за¬ гладить острую обиду, которую нанес своим отказом. Вопрос, по-видимому, заставил Якопо вспомнить о цели своего приезда. Он выпрямился во весь рост и с ми¬ нуту пристально оглядывался вокруг. Когда он повер¬ нулся в сторону города, взгляд его принял более озабо¬ ченное выражение. Он не отрываясь всматривался в даль, пока невольная дрожь не выдала его удивление и тревогу. — Кажется, это лодка, вон там, где колокольня? — быстро спросил он, показывая в сторону города. — Похоже, что так. Для наших еще рановато, но последнее время никому не везло с уловом, да и вчераш¬ нее празднество многих отвлекло от работы. Патрициям нужно есть, а бедным—трудиться, не то помрут и те и другие. Браво медленно опустился на сиденье и с беспокой¬ ством посмотрел в лицо собеседнику. — Ты давно здесь, Антонио? — Не больше часа. Когда нас вывели из дворца, по¬ мнишь, я рассказал тебе о своих заботах. Вообще-то на лагунах нет лучшего места для лова, чем это, и все-таки я уже долго впустую дергаю леску. Голод — тяжкое испы¬ тание, но, как и всякое другое, его нужно перенести. Уже трижды я обращался с молитвой к моему святому покро¬ вителю, и когда-нибудь он услышит мои просьбы... Послушай, Якопо, тебе знакомы нравы этих аристокра¬ тов в масках. Как ты думаешь, возможно, чтобы они вня¬ ли голосу рассудка? Надеюсь, мое плохое воспитание не испортило дела; я говорил честно и откровенно, обра¬ щаясь к ним как к людям с душой, у которых тоже есть дети. — Как сенаторы, они це имеют ни детей, ни души. Ты плохо понимаешь, Антонио, некоторые особенности этих патрициев. Во дворцах в часы веселья и в своем кругу никто лучше их не расскажет тебе о человечности, справедливости и даже о боге! Но когда они сходятся для обсуждения того, что называют интересами Святого Марка, тогда на самой холодной вершине Альп не най¬ дешь камня более бездушного, а в долинах — волка более свирепого, чем они!. 194
•*— Сурово ты говоришь, Якопо. Я бы не хотел быть несправедливым даже к тем, кто сделал мне так много зла. Сенаторы тоже люди, а бог всех нас наделил и чувст¬ вами и душой. — В таком случае, они пренебрегают божьим даром! Ты теперь видишь, как трудно без постоянного помощ¬ ника, рыбак, и ты горюешь о своем мальчике, а потому можешь посочувствовать и чужой беде, но сенаторы не знают страданий — их детей никогда не волокут на га¬ леры, их надежды никогда не разрушаются законами жестоких тиранов, им не приходится проливать слезы о детях, гибнущих оттого, что они брошены в общество негодяев! Они любят говорить об общественных доброде¬ телях и служении государству, но, едва дело коснется их самих, начинают видеть добродетель в славе, а служе¬ ние обществу — в том, что приносит им почести и на¬ грады. Нужды государства и есть их совесть, хотя они стараются, чтобы и эти нужды не оказались им в тягость. — Якопо, само провидение создало людей различ¬ ными. Одного — большим, другого — маленьким; одно¬ го — слабым, другого — сильным; одного — мудрым, дру¬ гого — глупцом. Не следует нам роптать на то, что со¬ здано провидением. — Не провидение создало сенат — его придумали люди! Послушай меня, Антонио, ты оскорбил их, и тебе опасно оставаться в Венеции. Они могут простить что угодно, кроме обвинений в несправедливости. Твои слова слишком близки к истине, чтобы их забыли. — Неужели они могут причинить зло тому, кто хочет лишь вернуть свое дитя? — Если б ты был великим и могущественным, они постарались бы повредить твоему состоянию и репутации, чтобы ты не мог представлять опасности для их правле¬ ния, а раз ты слаб и беден, они просто убьют тебя, если только ты не будешь вести себя тихо. Предупреждаю тебя, что важнее всего для них — сохранить свою систему правления. — Неужели бог это потерпит? — Нам не понять его тайн, — возразил браво, пере¬ крестившись. — Если бы его царство ограничивалось здешним миром, можно было бы усмотреть несправедли¬ вость в том, что он допускает торжество зла, но сейчас 195