Приключения Арлекина. История деревянного существа

И выхватив из ножен саблю, Апидоро с такой изумительной ловкостью и скоростью стал вращать её над головой и вокруг себя, что, казалось, вокруг него возникло переливающееся серебряное сияние, словно в некоем коконе, сотканном из сверкающих стальных молний, он неутомимо вращал кистью, подобный древнему богу войны. Бурная овация смешалась со звуками бравурного марша, свист, аплодисменты и топот зрителей аккомпанировали рёву труб, оглушительной барабанной дроби, словно окутывавшей зал дымным пороховым запахом битвы, и мерно бились друг о друга медные тарелки, сталкиваемые невидимыми неутомимыми руками. Сабля же Апидоро, описав очередную сверхъестественной красоты траекторию вокруг его тела, столь же внезапно, как и появилась, исчезла в ножнах, а её владелец, яростно крикнув: «Берегись, Панталоне!!!», сделал обратное сальто и с оглушительным стуком приземлившись на сцену, поклонился и устремился за кулисы под громовые аплодисменты и рёв оркестра. Вслед за ним поспешила и Мальвина, сделав на прощание изысканный реверанс.

Ворвавшись за кулисы, Апидоро, слегка оттолкнув Арлекина, сразу бросился к кувшину воды, что стоял на столике в углу и начал жадно пить, запрокинув голову. Парадная фуражка с высоким кивером шлёпнулась на пол, и струйки воды стекали на его мундир. Мальвина присела с другой стороны столика, морщилась, фыркала, недовольно разглядывая рукава своего платья, перебирала пальцами оборки, потом раздражённо вздохнула и с видом полного безразличия уставилась в стену, увешанную мечами, щитами, алебардами и прочими атрибутами военного ремесла.

В то же время на сцене Педролино в длиннополом старомодном сюртуке и потёртых голубых рейтузах с ярко-бордовой заплатой на заднице, усердно гнусавя и шепелявя, представлял публике коварного богача Панталоне. Публика негодовала и освистывала старого негодяя и сластолюбца, решившего отравить отважного Капитана. И лишь с первого ряда был слышан неутомимый привычный хохот. Рассматривая происходящее на сцене, Арлекин услышал за спиной смех – Коломбина, незаметно прошмыгнувшая в их компанию, что-то энергично шептала на ухо Мальвине. Та же, отбросив прежнюю свою хандру, весело смеялась, сверкая в полутьме голубыми своими глазками.

– Да верно ли это? – Мальвина, усаживаясь поудобнее, поджала под себя ноги.

– Да уж вернее некуда, коли сам Бар-Абба сказал, зачем ему обманывать?

Напившийся воды Апидоро лениво повернулся в сторону девиц.

– Ну что там у вас? Неужто новые тряпки на платья выклянчили?

– Вот дурак, – обиделась Коломбина.

– Кааааарнавааааал! – торжественно сообщила ему Мальвина и расплылась в улыбке.

– Я сама слышала, как Бар-Абба говорил, что приглашает канатоходца и факиров, сомнений нет! – многозначительно подтвердила Коломбина.

Поглощённый мыслями о предстоящем карнавале, Арлекин играл рассеянно, то несколько запаздывая с репликами, то напротив, опережая ход событий. Впрочем, спасала импровизация, которая отнюдь не возбранялась в театре синьора Манджафоко, особенно если бывала удачной.

– О милый, милый мой Бригелла, – стенала Коломбина, сжимая руки Арлекина, – в отчаянии глубоком Изабелла. Проклятый Панталоне Изабеллой овладеет…

– Уйми печаль, прекрасная Фантеска, – со страстью в голосе отвечал Арлекин, – ещё до алтаря твоя хозяйка овдовеет.

И обняв возлюбленную, он нежно припал ртом к тёплой отполированной щеке Коломбины.

Заиграл оркестр, и Арлекин краем глаза видел, как усердно дует в медную блестящую трубу музыкант, смотря в пустоту своим единственным, слепым, немигающим, неправильной формы глазом, привычно сжимая инструмент беспалыми культями.

**************************************************************

Карнавал играл в жизни столицы немалую роль. Окутывая город разноцветной пеленой масок, фейерверков, нарядов, пленяя горожан и гостей города нескончаемой чередой уличных представлений, круглосуточной круговертью праздника и веселья, он неумолимо ломал привычный размеренный и выверенный словно в лавке часовщика, ход жизни столицы. И даже Церковь, непреклонный страж строгости нравов и неизменности традиций, временно отступала, вынужденно признавая традицией и полный, хоть и временный, отказ от всех устоев и правил. Но надо сказать, что эти семь дней Карнавала, эти семь дней безумного веселья и хмельной вакханалии имели существенное значение для казны, а также карманов торговцев и комедиантов. Винные лавки, кабаки, закусочные и трактиры не закрывали свои двери ни днём, ни ночью, постоялые дворы были переполнены, и скаредные старухи набивали свои перины золотыми монетами, отчеканенными всеми коронами Европы, сдавая гостям города каждый угол своих закопчённых лачуг. Магистрат еле успевал выдавать патенты на уличные выступления и представления артистам, съехавшимся со всех окрестных городов и стран. Но конечно же лучшие места задолго до прибытия чужеземцев были забиты местными фиглярами, ибо знание того, когда именно состоится празднество, дорогого стоило, причём в прямом смысле этого слова, и было доступно лишь тем, кто не отличался скупостью в общении с чиновниками Магистрата.