Невозможно установить достоверно, когда впервые появилась Пляска. Однако вскоре стало очевидно, что это времяпрепровождение деревянных существ, казавшееся поначалу невинным развлечением, скрашивающим их унылый досуг, является недугом и непросто недугом, а скорее опасным мором, способным свести на нет весь смысл их существования, заложенный создателями. Сама Пляска представляла собой незамысловатый танец, совместно исполняемый несколькими деревянными человечками, поначалу становящихся кругом и обнимающими друг друга за плечи, а затем впадающих в некое экстатическое состояние, свойственное дервишам магометан, а также последователям некоторых тайных сект, проклятых Церковью. Свойством этого танца является то, что начавшие плясать гомункулусы редко могли остановиться сами, лишь резкий окрик и внешнее вмешательство могли прекратить это безумие. Как правило же Пляска продолжалась до той поры, пока плясуны не обессилят до последнего предела и не рухнут на землю, как их предтечи под топорами лесорубов.
Опасность Пляски заключалась в том, что, один раз отведав оную, кукла желала возвращаться к этому состоянию вновь и вновь, теряя силы попусту и становясь всё бесполезнее для своего хозяина. Но главная опасность была даже не в этом. Было известно, что заядлый плясун резко менялся в характере – становился злобным, раздражительным и неуправляемым, а иногда и агрессивным по отношению и к своим собратьям, и к своим хозяевам. Все его мысли и вожделения отныне посвящались Пляске и всё, что отделяло его от этого времяпрепровождения, вызывало в нём недовольство, отторжение и ярость.
После нескольких драматических случаев, когда наиболее опасных персонажей мастеру Иосифу пришлось обездвижить и, присыпав как следует тосканским горохом, отправить обратно Карло для изучения этого нового недуга, и Карло и мастер Иосиф пришли к выводу, что Пляска – опаснейшее явление, кое подлежит строжайшему запрету. К этому же выводу очень скоро пришёл и Манджафоко.
Итак, Пляска повсеместно была запрещена. Замеченные в Пляске подвергались серьёзным взысканиям, а чаще всего классифицировались в качестве выбраков и изгонялись.
**********************************************************************
Ночь была тёплой и Манджафоко с удовольствием разглядывал из кареты охваченный праздничной лихорадкой город. Ужин у суперинтенданта удался на славу, под прекрасную мадеру старый корсар щекотал нервы вельможным гостям и самому хозяину рассказами о бурной своей жизни, комично тараща глаза и рыча сквозь бороду просоленные морские проклятия, пугал впечатлительных дам подробностями яростных схваток, приукрашивал, а иногда и вовсе выдумывал россказни свои. Результат же сего ужина вполне удовлетворил его ожидания. Два новых места, для производства уличных представлений были обещаны суперинтендантом. И хотя распределением таковых занимался Магистрат, суперинтендант обещал оказать хозяину цирка покровительство. Хорошо зная правила сей игры, Манджафоко и не подумал заикнуться о мзде, причитавшейся вельможе – она подразумевалась и в коммерческих кругах столицы, был хорошо известен её размер. Манджафоко, разумеется, знал его, а гостеприимный хозяин знал, что Манджафоко обладает самой серьёзной репутацией. Итак, дело шло в гору и единственным, что несколько омрачало его настроение, была наметившаяся нехватка актёров. Заполучив всеми правдами и неправдами лучшие площади столицы, он не мог полноценно их использовать и даже временно привлечённые им со стороны артисты-люди – канатоходцы, шпагоглотатели и факиры – не могли полностью охватить их. Основная его сила – деревянные артисты, разбитые на мелкие труппы, работали не покладая рук, выбиваясь из сил, давали представление за представлением, но и их не хватало. Более того, намедни Манджафоко был вынужден перевести в рабочие четырёх артистов за полное отсутствие способностей к актёрскому ремеслу.
Дорогая лежала через сад, и луна с трудом пробиваясь сквозь кружева тёмной листвы, освещала дорогу. Внезапно мелькнувшие тени и странный то ли шум, то ли бормотание, не ускользнув от зоркого внимания отставного корсара, заставили его выглянуть из окна кареты.
– А ну-ка погоди, – тяжёлая рука мягко опустилась на спину кучера.
Тяжёлые ботфорты грузно ступили на влажную ночную траву. Разводя ветви руками, словно плывя в сказочном древесном море, Манджафоко пробирался к удивительному силуэту, издававшего странные звуки, столь заинтересовавшие его. Внезапно тени, мелькнувшие среди деревьев, и топот удаляющихся ног, заставили его остановиться. Но вот луна блеснула из-за ветвей, осветив крохотную лужайку, и он встал, широко расставив ноги и поглаживая густую бороду.