Они перешли на шаг, остановились, затем повернулись к харачинам лицом. Те проскакали еще сотню саженей, потом внезапно встали как вкопанные. Видимо, маневр Загорского сбил их с толку: харачины привыкли, что от них всегда бегут, как от оспы или чумы. В этот раз, однако, спасаться беглецы почему-то не торопились.
– Неплохо было бы их заболтать, – в голосе Ганцзалина звучала слабая надежда. – В конце концов, лично я не отказываюсь вернуться в ставку атамана Семёнова.
– Боюсь, что у них нет такого приказа, – негромко отвечал ему Нестор Васильевич. – Семёнов клятвенно обещал мне, что если мы сбежим, нас изрубят заживо.
– О чем вы там переговариваетесь? – спросила Мэри, которую вдруг начала бить нервная дрожь: кажется, она наконец поняла, что смерти им не избежать.
– Вы верите в Бога, мисс Китс? – спросил ее Загорский, не спуская глаз с харачинов, стоявших саженях в пятнадцати от них.
– Сложно сказать, – отвечала Мэри. – Трудно верить в то, чего никогда не видел. Бог, ангелы, жизнь после смерти – одни разговоры и никаких доказательств.
– Похоже, у вас скоро будет возможность убедиться в вашей неправоте. Вы человек молодой и не сильно грешивший, вас, наверное, отправят в рай. А вот куда попадем мы с Ганцзалином, об этом даже думать не хочется. Скажу вам по секрету, я однажды уже умирал и загробный мир мне очень не понравился. Впрочем, выбирать, похоже, не приходится.
Харачины снова подняли винтовки и луки и прицелились. Это было внушительное и пугающее зрелище, даже Ганцзалин дрогнул. Один только Загорский не потерял своего обычного хладнокровия. Он поднял руку.
– Минуту! – крикнул он по-китайски. – Я требую переговоров. Кто у вас главный?
Несколько секунд было тихо, потом от конного строя отделился крепкий монгол с разбойной рожей и подъехал поближе.
– Понимаешь по-китайски? – спросил его Нестор Васильевич.
– Понимаю, – отвечал харачин.
Беседа вышла недолгой. Загорский говорил, что они свободны ехать куда угодно, харачин отвечал, что велено их убить. Загорский говорил, что они готовы вернуться в Читу и довести спор с атаманом до конца, харачин отвечал, что велено их убить. Загорский объяснял, что убийство противоречит и закону Будды, и мирским законам, харачин отвечал, что велено их убить.
Загорский пытался было привести еще какие-то доводы, но харачин потерял всякий интерес к разговору и поехал назад к строю. Он что-то крикнул, и в тот же миг воины его клацнули винтовочными затворами. Десятки ружей и луков уставились на них, метя прямо в сердце.
– Не слишком ли много оружия для троих несчастных путников? – процедил Загорский сквозь зубы, нащупывая рукой в подседельной сумке револьвер. Он бросил на бледную Мэри быстрый взгляд и негромко сказал: – Как только я велю, прыгайте с коня, падайте на землю и закрывайте голову руками. Не надо вам видеть то, что здесь сейчас начнется.
– Да, – буркнул Ганцзалин, – барышне будет неприятно увидеть, как нас изрешетят.
– Не забывай, у нас есть два револьвера, – заметил Нестор Васильевич.
– Да, и в каждом по семь патронов, – кивнул Ганцзалин. – Если даже убить каждой пулей по два человека, все равно врагов будет больше.
– А кто нам помешает отбить у противника оружие? – спросил Загорский.
– Противник и помешает, – отвечал помощник. – До оружия этого метров тридцать, а то и больше.
Вожак харачинов поднял руку.
– Вниз! – рявкнул Загорский.
Мэри спрыгнула с лошади и распласталась на земле. Загорский и Ганцзалин развернули лошадей боком к врагу и тоже соскользнули с седел. Теперь от винтовок и луков их прикрывали их же собственные лошади – препятствие не слишком надежное, но другого не было.
Загорский с помощником целились из револьверов в строй харачинов.
– Первыми не стрелять! – велел Загорский.
– Кто не стреляет первым, тот не стреляет вообще, – огрызнулся Ганцзалин, но приказ хозяина нарушать не стал.
Секунды тянулись томительно, как часы, но враги почему-то не торопились открывать стрельбу. Загорский выглянул из-за крупа своей лошадки и увидел, что строй харачинов смялся. Некоторые бандиты пятились, не сходя с коней. На каменных лицах тех, что еще стояли в строю, выразилось смятение.
– Это ты их так напугал? – удивился Загорский, глянув на помощника.
– Если бы, – отвечал Ганцзалин и кивнул вправо.
Нестор Васильевич повернул голову и увидел сидящего на мощном белом жеребце невысокого, чрезвычайно крепкого человека в белой оленьей шубе и шапке с широкими, свисающими на грудь ушами. Всадник был перепоясан кушаком, на котором в зеленых ножнах висел кинжал. Другого оружия у него не было, во всяком случае, не видно было ни винтовки, ни пистолета, ни лука со стрелами. Лицом всадник больше напоминал не монгола, а киргиза или даже татарина. Все харачины неотрывно глядели прямо на него.