Там, на афише, обещаны ответы на вопросы... Вот я и хочу задать вопрос. Только не поэту Крякину, а самому залу. Так сказать, пользуясь случаем... Дело в том, что в последний день занятий кто-то... кто-то оставил автограф у меня в кабинете. У меня в коробочке... В подсобке... лежали медали. Фронтовые медали. Они пропали. Все одиннадцать... Я не знаю, кто это сделал да и не стремлюсь знать. Я прошу вернуть их на место, если кто из вас пошутил. Кабинет я оставлю открытым на все каникулы.— И каким-то изменившимся, погрубевшим голосом он добавил:
—Очень прошу...
Николай Алексеевич положил микрофон на стол и стремительно вышел из зала. Мы сидели оглушенные услышанным. У Николая Алексеевича пропали медали? Значит, он фронтовик, герой?! А мы, дураки, улыбались его яичнице...
А как ушли гости, я и не заметил.
Больше всех, как мне показалось, был обескуражен услышанным Борька Самохвалов. Как же! Он, Главный Тимур, даже и не подозревал, что наш Николай Алексеевич — герой. А как узнаешь, если человек ходит в скромном пиджаке, а медали свои, оказывается, стесняется надевать. И вот еще новость — пропали... Кто же это мог сделать? А ведь точно — кто-то похозяйничал в тот день в кабинете физики. Ведь и наша с Борькой парта почему-то оказалась в коридоре. Понятно теперь, почему Николай Алексеевич в тот день был таким хмурым.
Я думал обо всем этом, когда мы в толпе выбирались из зала, где нас зарядили новой порцией частушек Рудика Крякина. Борька тоже был мрачен и растерян. Но когда мы наконец выбрались на улицу, он вдруг сказал такое, что заставило меня остановиться.
—Знаешь...— уронил Борька. — Я, кажется, видел эти медали.
—В подсобке?!— удивился я.— Ты заходил туда.
—Ну что ты... Я их у дяди Сидора видел... Когда через балкон к нему лез... Они на столе лежали. Я еще подумал — что за новости, откуда у Щипахина медали?
А ты их посчитал? Не одиннадцать?
Вот еще. Откуда ж я знал, что считать надо.
Я ужаснулся. Жизнь наша с Борькой, помимо нашей воли, то и дело бросала нас к дяде Сидору Щипахину. Он, словно магнит, притягивал к себе нас, как металлические песчинки. Но вот новая задача. Откуда у него все-таки появились вдруг эти медали? Он и в школе-то был лишь раз. В январе, когда стекло побежал на пятерку обменивать. Да и как с ним говорить о медалях?
Но другого выхода не было, и мы решили пойти к дяде Сидору, надеясь на добрый прием. Что ни говори, Борька спас его дверь и замок...
Дядя Сидор Щипахин встретил нас у двери с улыбкой:
— Знаю, за песком пожаловали! Решили не ждать до лета. Угадал?
Не угадали,— мотнул головой Борька.— Мы про медали спросить хотели.
Медали?— насторожился дядя Сидор.— Какие еще медали?
А те, что у вас на столе лежат. Сейчас Николай Алексеевич, физик наш, объявил в школе, что у него пропали медали.
Дядя Сидор побледнел и отступил.
А к-какие пропали? Сколько штук?
Одиннадцать.
—И у меня одиннадцать,— испуганно уронил дядя Сидор.— Что же это такое?
—Одиннадцать?— обрадовался я.— Вы нашли ведь их, да?
— Как бы не так. Их Ромка со своим дружком принесли. Купить предлагают. Или чтоб так договориться: мне — их коллекция, а они — на автомате год бесплатно играть будут.
Коллекция?!— вспыхнул Борька.— Какая еще коллекция?
Ромка сказал, что давно собирает медали... С первого класса... А теперь, говорит, они ему ни к чему.
Давайте сюда медали!— заторопился Борька.— Мы в школу сбегаем, Николаю Алексеичу их покажем. Может, признает...
Дядя Сидор протестующе затряс рукой:
Не-нет... Только не у меня... Я сейчас... сейчас...— Он пробежал через свой автомат в комнату, не забыв бросить в него очередной пятак, и вскоре мы увидели а руках бархатную тряпицу, в которой позвякивали медали. Руки дяди Сидора тряслись.
Я... сейчас...— бормотал он.— Все Ромке отдам... Они за них мно-о-о-го рублей просили... Вот у них потом и забирайте! А я!.. Я... В эти игры не играю... У меня и свои коллекции есть. Честные. Я их вот этими руками собирал. Пусть сами и выкручиваются теперь...
Хлопнув дверью, дядя Сидор спрятал медали в карман и побежал в подъезд Суровцевых.
—Как думаешь,— спросил я.— Отдадут?
—Должны отнести,— согласился Борька.— Дядя Сидор-то им с Шакалом скажет сейчас, что это уже не тайна. Отнесут и тихонько на место положат. Я так думаю...
Мы вышли во двор, и тут меня позвала мама.
— Тебе из редакции звонили!— крикнула она с балкона.— Очень срочное дело.
— Пошли,— сказал я Борьке.— Это Сиропов.
— Не может быть. Он же с Крякиным дальше поехал. Турне у них сегодня.
Борька оказался прав. Это был не Сиропов. Звонили из секретариата.